Горячая штучка - Люси Вайн
Сегодня у меня день рождения. Мне тридцать лет.
Мне все равно, что я превращаюсь в тридцатилетнюю. Совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно все равно.
Правда, мне искренне наплевать. Теперь мне, черт побери, все представляется в розовом свете. Джен и Милли со мной и с папой, именно там, где им и положено быть. Я не знаю, как у них сложится с Эндрю, они часто разговаривают по телефону, и он обещал бросить свою работу — стать более внимательным отцом и мужем, — но Джен, видимо, не уверена в этом. Я не знаю, помирятся ли они, но, кажется, она стала счастливее. Брак — это сложно, но такова жизнь, думаю я. С Софи и Томасом у меня снова налаживаются теплые дружеские отношения, и скоро я начну работать в галерее. В понедельник у меня состоялась удивительная встреча с Элизабет. Мы с ней спелись (ловкая острота) во всем, что касается организации работы и наших целей, разработали бизнес-план и тому подобное.
Итак, да, тридцать лет — это, черт побери, замечательно. Единственное, что меня немного печалит, это то, что в этой суматохе мне так и не удалось ничего организовать. Когда Джен вчера вечером услышала об этом, она, по собственной инициативе, написала на моей странице в Facebook, что, коль я такая «ужасная неудачница», мы в шесть часов вечера отправимся в папин любимый коктейль-бар, «All Bar One», и все желающие могут присоединиться к нам.
Что совсем неоскорбительно. Как неоскорбительно и то, что целых семь человек «лайкнули» ее объявление. Семь человек, включая папу, Джен — которая считает за правило «лайкать» собственные посты в Facebook — и Милли, которая совсем недавно стала пользоваться социальной сетью, только не говорите дедушке, она не хочет, чтобы он добавил ее себе в друзья.
Итак, сегодня днем и сегодня вечером мы будем явно скучать в кругу семьи, но меня это не тревожит. Все, кого я люблю, будут рядом — папа, Джен, Софи, Томас. Правда, не будет Милли, поскольку, да, вышибала-Алан не позволит нам перейти черту. Он может позволить себе посмотреть сквозь пальцы на принесенную с собой лишнюю тубу с чипсами «Pringles», но ребенок без-малого-семи-лет-от-роду это, пожалуй, слишком.
Однако все нормально, потому что Милли здесь, она ждала до последнего, чтобы подарить мне самодельную поздравительную открытку. Это еще один карандашный рисунок, на этот раз она изобразила нас обеих, сидящих в мамином волшебном саду. На нем так много деталей — даже распускаются пионы, — в знак благодарности я слегка прижимаю к себе племянницу. Она действительно талантлива. Возможно, я устрою настоящую выставку Милли в своей галерее. А может быть, просто поставлю рисунок на холодильник.
Я поворачиваюсь к Софи, которая в подробностях объясняет, как она планирует осенью заново декорировать свой дом. Сегодня она ни разу не упомянула о моей любовной жизни, за что я буду ей вечно благодарна. Но в то же время мне немного досадно оттого, что она, наконец, перестала донимать меня со свиданиями, именно в тот момент, когда я могла бы прислушаться к ее совету по поводу Джоша.
Я еще не возвращалась в ГД, не желая сталкиваться с ним лицом к лицу. Он думал, что я всю неделю была в Лос-Анджелесе, поэтому я решила остаться у папы и все обдумать. Он — последний, с кем мне осталось провести очную ставку, но я до сих пор не знаю, что сказать. Мне необходим совет Софи.
— Эй, мне нужно кое о чем поговорить с тобой, — говорю я, обрывая ее и оглядываясь вокруг в поисках подслушивающих. Томас болтает с папой, а Джен и Милли смотрят телевизор.
Я откашливаюсь.
— Пару недель назад я случайно переспала с Джошем, и теперь он говорит, что я ему нравлюсь, и что он хочет, чтобы мы были вместе.
— ЧТО? — взрываясь, восклицает Софи. — Почему ты не рассказала мне об этом раньше? Что с тобой? Козел-Джош? Когда у вас был секс? Тебе понравилось? Он страстный, какой он? Ты во время секса, как обычно, смещалась влево? Ты собираешься сказать ему «да»?
— Тише, тише, тише, тише, — прошу я в панике, но Джен уже стоит рядом с нами.
— Что происходит? — агрессивно спрашивает она.
— В нее влюбился сосед по квартире, он хочет стать ее парнем! — говорит Софи, пожалуй, с излишним вдохновением. Папа с тревогой на лице смотрит на нас. Томас отводит взгляд.
— Он приятный на вид? — говорит Джен, поворачиваясь ко мне. — Ты любишь его? Это Тот Единственный? И ты действительно во время секса всегда сдвигаешься влево?
— Это второстепенные вопросы, — говорит Софи, тыча указательным пальцем в лицо Джен. Наконец-то они в чем-то согласны.
— Я не могу сказать, что он — Тот Единственный, — кротко говорю я. — И я еще не знаю, что я ему отвечу. Я даже не знаю, нравится ли он мне как человек, я никогда не думала о нем как о потенциальном приятеле. — Я смотрю на Софи. — Когда ты поняла, что Новый Райан — это тот парень, который тебе нужен?
Софи задумывается, а я серьезно добавляю:
— Тогда, когда ты увидела его большой дом?
Она хихикает, кивая.
— Да, это произошло, когда я впервые увидела «Пемберли»[91]. На самом деле, нет, это произошло, когда мы начали встречаться, и я почти мгновенно поняла, что смогу спокойно покакать у него дома.
— Очень романтично.
— Я знаю. — Она снова хихикает. — Прежде я никогда не могла этого сделать у парня, но с Новым Райаном я сразу же почувствовала себя очень комфортно и безопасно. Как будто я всегда могу быть самой собой, как будто он никогда не осудит меня. Я поняла это тогда.
Джен, стоя рядом с нами, закатывает глаза.
— О, не важно. Я вчера покакала у дантиста. Ну и что же?
Мы с Софи аплодируем.
В другом конце комнаты покашливает папа, что означает, что он хочет произнести речь. Сегодня он выглядит очень симпатичным в новой стильной рубашке в клетку и темных джинсах. Вчера они с Джен ездили в Лондон, где, по его рассказам, она
