Принцесса крови (ЛП) - Хоули Сара

Паника ударила в грудь, и я рванула за Трианой в коридор, вниз по спиральной лестнице на четвёртый этаж. Комнаты здесь заняли Благородные фейри разных домов; теперь они толпились в проходе, таращась на распахнутую дверь.

— Она ворвалась ко мне, — говорил кому-то Вилкин, тот самый земной фейри со своим белоцветущим садом. — Несла околесицу про то, что принцесса впустила фейри в дом.

Раздался знакомый крик, затем — звон бьющегося стекла. Выругавшись, я растолкала зевак.

Комната была оформлена в серо-бордовых тонах. У входа в лужице валялся алый бутон — вокруг осколки вазы. На стенах — декоративное оружие, в воздухе — запах благовонного дыма.

Аня стояла у камина и дёргала топор, закреплённый над полкой.

— Аня! — выдохнула я. — Что ты делаешь?

Топор держали скобы; она отшвырнула бесполезную рукоять и зарычала:

— Выгнать их.

— Кого — их? — у меня ухнуло сердце. — Что случилось?

— Фейри. Здесь фейри.

Она говорила так, словно ещё не до конца проснулась. Глаза красные, пустые; обернулась — качнулась, будто вот-вот рухнет.

— Эти фейри хорошие, — старалась я говорить ровно, хотя в висках звенел страх. — Ты их уже видела. Помнишь, как они пришли?

Вчера за общий ужин она не села, но стояла в проёме и слушала, как новенькие по очереди называют имена и надежды. Горячий шоколад, что я потом поставила у её двери, она проигнорировала, но я решила: это прогресс — если её не трогать, как она просит, со временем она начнёт выбираться сама.

— Это комната Вилкина, — сказала я, когда она молчала. — Помнишь, он говорил, что хочет посадить сад?

Аня смотрела, как будто слова не складывались в смысл. Я не была уверена, что она вообще видит меня — взгляд блуждал где-то сквозь. Её качало, как тонкий берёзовый прутик на ветру, и глаза снова потянуло к топору.

— Ты ходила во сне? — спросила я, подходя чуть ближе. В детстве, бывало.

Она резко оторвала взгляд от оружия, уставилась на свои дрожащие руки.

— Не помню, чтобы спала.

— Когда в последний раз — точно спала?

— Не могу. Если сплю — снится. Нельзя. Там везде вода, и огонь, и он… там.

Голос горячечный. Кожа под глазами — синяя, распухшая; настолько усталых людей я не видела никогда. Разве что мать в последние жестокие ночи болезни.

Вниз по серому бесформенному платью тянулось фиолетовое пятно.

— Ты пила? — спросила я. Слуги говорили, что последние вечера она не уносила вино вместе с подносом — я уже почти вздохнула. Но может, наткнулась на забытый погреб — или сам дом снабжал её алкоголем: Мистей же, тут никто не отказывает даже разрушительным прихотям.

— Если пью — не снится, — пробормотала она, заплетаясь в словах.

Значит, она держалась на ногах, лишь бы не видеть Осрика во сне, — а когда тело всё равно сдавалось, пыталась утопить мозг в таком дурмане, чтобы он не мог создавать сны. Итог — Аня, в бреду и пьяная, ломанувшаяся в чужую комнату и тянущаяся к топору.

— Зачем он тебе? — спросила я, боясь ответа. — Что ты собиралась сделать?

— Он должен умереть.

По рукам побежали мурашки.

— Аня, ты же знаешь, Осрика здесь нет?

— Ты их пустила, — сказала она, как потерявшийся ребёнок. — Мама говорила: никогда не зови фейри в дом. Позовёшь — они украдут всё, что любишь.

Сердце сжалось, будто его оплели те же тернии, что пожирали катакомбы Мистея. Осрик сломал Аню. Перекрутил ей разум так, что реальность больше не различалась, и даже мёртвый он крал её сон и рассудок. А я дала ей падать ниже — занятая тысячью обязанностей, не заметила, как глубоко она провалилась.

Я думала, ей нужно пространство, — а дала столько, что она в нём заблудилась.

Аня пискнула, потом с силой стала бить себя ладонями по вискам — снова и снова, будто выбивая из головы картинку.

— Перестань! — Я кинулась, схватила её за запястья.

— Не трогай меня! — взвизгнула она — и всем весом навалилась. Я оступилась о невысокий каменный бортик перед очагом — и затылком врезалась в каминную полку. Ноги подкосились; ладонью я инстинктивно упёрлась в поленья — кожа зашипела, прожигаясь. Жар лизнул рукав, тонкая ткань вспыхнула.

В комнату влетел Вилкин, дёрнул меня прочь от огня. Взмахнул — и на мой рукав рухнула вода; пламя зашипело и погасло.

— Вы в порядке? — спросил он, сжав мне плечи, когда я опять покачнулась.

Нет. Не в порядке.

Пахло палёной тканью. Я прижимала обожжённую ладонь к животу, как зверёк, и таращилась на Аню. Она стояла, прижав руки ко рту, — глаза распахнуты от ужаса.

— Оставьте её, — говорил мне Вилкин. — Вас нужно увести в безопасное место.

Но Аня всегда была моим безопасным местом.

Фейри глазели из дверного проёма. Даже страшно представить, что они подумали. Напасть на принцессу Крови… в любом другом доме за такое уже подписали бы смертный приговор.

— Спасибо, — сказала я Вилкину. Голос дрожал. — В этом нет нужды. Пожалуйста, выйдите и закройте дверь. Я пришлю весточку, когда вы сможете вернуться в свою комнату.

Он поколебался.

— Кто-то должен остаться поблизости.

Потому что Аня может причинить мне вред. Она уже причинила — пусть и не желая того, — потому что больше не владела собой.

— Хорошо, — прошептала я. — Но дверь держите закрытой. И попросите остальных разойтись.

Он поклонился и вышел, плотно притворив дверь.

В камине потрескивал огонь — и больше ничто не нарушало тишину, пока я смотрела на Аню.

Её выворачивало от раскаяния, но она и вправду пришла в себя — словно вспышка ярости вытолкнула её из бреда.

— Кенна, прости… Я не хотела…

— Я знаю, — ответила я. Слова были горькими на вкус. Ладонь уже зажила, и боль в затылке ушла, но внутри зияла рана, которую не заштопаешь ни магией, ни бессмертием.

— Мне снится огонь, — сказала Аня, и глаза у неё заблестели. — Я тону, и горю, и умираю снова и снова… а потом горишь и умираешь ты. — Голос взвился на высокой ноте. — И вот теперь я действительно обожгла тебя — как он и показывал.

Тут мог быть только один «он».

— Что значит — «показывал»?

— Я видела, как ты умираешь, сотню раз, — прошептала она. — Почти всегда по моей вине. И он был прав, потому что посмотри, что я только что сделала. — По щекам потекли слёзы. — Прости, прости…

Мне хотелось убивать Осрика снова и снова — каждый день до конца моего существования. Он видел, как мы с Аней бежим через болото; угадал или узнал, что я для неё значу, — и обернул это в оружие. Алый свет дрогнул на моих пальцах, опутал предплечья, и я зажмурилась, подавляя хлестнувшую ярость.

Если уж быть честной — я злилась не только на Осрика. Я злилась на Аню. За то, что не спит. За то, что пьёт. За то, что устроила погром. За то, что причинила мне боль. Больше всего — себе. И всё же за этой злостью шёл следом стыд: она не заслужила её.

Просто я не знала, куда девать эту ненависть теперь, когда Осрик мёртв.

Я глубоко вдохнула, втолкнула магию обратно под кожу и снова посмотрела на неё. Она не заслужила моего гнева — но вот так продолжаться не могло. Больше никаких «дать Ане пространства». Мне нужно взять всё под контроль — начать с правильных слов, которые проведут нас отсюда в следующий миг. Секунда за секундой, вдох за вдохом: есть пути, по которым можно идти только ползком.

— Осрик лгал, — сказала я твёрдо. — Ты не убьёшь меня.

Она раскрыла рот, но я перекрыла её голос:

— Что бы он тебе ни показывал — этого сейчас не случилось, и не случится. Со мной всё в порядке. Видишь? — Я протянула к ней руки, вынуждая смотреть на очевидность. — А сейчас мы поднимемся наверх, и ты будешь спать, Аня.

— Я не…

— Нет, — я повысила голос. — Никаких возражений. В таком состоянии ты опасна для себя. — И для других тоже. Кошмары вернутся, но они всё равно вернутся — спит она или нет.

Она обхватила себя за плечи, сжалась, как зверёк, прячущий мягкий живот. Мне хотелось заключить её в объятия, но она больше не терпела прикосновений — я стиснула кулаки и выждала.