Коллектор - Ульяна Соболева

С той секунды, как я открыл её папку и увидел её фото, я понял: я не остановлюсь. Никогда.

Его я нашёл поздно вечером. Он возвращался домой. Один. Спокойный, ничего не подозревающий. В наушниках — даже шагов моих не слышал.

Темнота обволакивала улицу, скрадывала звуки.

Я не дал ему времени испугаться.

Первый удар пришёлся в челюсть.

Он пошатнулся, глаза широко раскрылись от шока, но уже через секунду он свалился на землю, как мешок с тряпками. Глухой стук, как будто упал не человек, а что-то бесформенное и ненужное.

Но мне этого мало. Недостаточно.

Я подхватил его за ворот куртки и потащил в переулок. Здесь никто не услышит. Хотя, честно, мне плевать, если услышат. Я знал, что успею.

Он застонал, что-то промычал, но я не стал слушать. Второй удар — в живот. Глухой звук, будто кулак встретился с мешком картошки. Он согнулся пополам, закашлялся, но я снова и снова впечатывал кулаки в его тело. Я слышал, как ломаются кости, как трескаются рёбра. Слышал, как воздух с силой вырывается из его лёгких.

Я не чувствовал ни усталости, ни жалости. Только холодное, уверенное спокойствие.

Мои удары — это не вспышка гнева. Это хирургическая точность. Это решение проблемы. Он мешал мне, а я убирал помеху.

Вера — моя. Я защищаю то, что принадлежит мне.

Его стон становился тише. Лицо бледное, почти бескровное, глаза закатываются, но я ещё раз ударил его в бок — для порядка, чтобы он запомнил это в теле, даже если в голове у него останется пустота.

Когда он упал лицом в грязь, едва дыша, я наклонился к его уху.

— Ты даже не помнишь, что произошло. Не пытайся вспомнить. Это ошибка, которая стоит жизней.

Он попытался что-то сказать, но слова больше не складывались в предложения. Только жалкое мычание, и я почувствовал его горячее дыхание на своей руке.

Я выпрямился, окинул взглядом его тело. Всё сделано. Он сломан. Больше не угроза.

Я вышел из переулка, запихнул руки в карманы и пошёл к машине. Адреналин всё ещё бурлил в крови, но внутри было тихо. Я знал: всё правильно. Всё так, как должно быть.

Он не дотронется до неё. Никто не дотронется. Я этого не позволю.

Позже я узнал из новостей, что он в больнице.

Черепно-мозговая травма. Переломы рёбер и руки. Частичная амнезия. Он не помнит ни меня, ни того вечера.

Идеально.

Но это не гасит огонь внутри меня. Это чувство, которое жжёт, как расплавленный металл, разливается по венам и не даёт ни секунды покоя. Я слышу его голос в голове. Вижу, как он коснулся её руки, как она засмеялась. Этот смех — я раздавлю его, затру, сотру из памяти.

Но даже мысль о том, что его больше нет рядом с ней, не останавливает бешеное сердцебиение каждый раз, когда я думаю о Вере.

Чуть позже.

Я стою напротив её дома, прислонившись к машине, и курю, наблюдая за подъездом. Я знаю её расписание. Знаю, когда она должна вернуться. Ветер хлестает по лицу, мороз пробирает до костей, но мне всё равно.

И вот она.

Идёт по улице с опущенной головой. Плечи ссутулены, шаг медленный, усталый. В этот раз она выглядит так, будто мир надавил на неё сильнее, чем обычно. Будто что-то внутри неё треснуло.

Может быть, она уже знает? Кто-то сказал ей, что её коллега в больнице?

Это даже лучше. Я хочу, чтобы она знала.

Чтобы она поняла: рядом с ней никто не в безопасности. Никто, кроме меня.

Она замечает меня.

Я вижу, как её шаг замедляется. Она напрягается, пальцы сжимаются в кулак, но она продолжает идти вперёд. Как будто пытается доказать самой себе, что может. Что не боится.

Но я знаю правду.

Она боится.

И эта мысль сводит меня с ума.

Она подходит ближе. Я улыбаюсь медленно, лениво, как будто мне нравится каждый её шаг ко мне. Как будто это игра, где я знаю, чем всё закончится.

Она останавливается на расстоянии вытянутой руки. Её лицо бледное, глаза красные, как будто она плакала или не спала всю ночь.

— Это ты, да? — шепчет она, голос дрожит. — Это ты сделал с ним.

Я не отвожу глаз.

— А если да?

Она закрывает глаза на секунду, будто пытается взять себя в руки, но я вижу, как её дыхание сбивается, как мелко дрожат губы.

Её лицо меняется. Злость, боль, страх — всё это вспыхивает на её лице, смешивается в один комок эмоций, который обрушивается на меня её словами:

— Ты ненормальный! Ты сломаешь всё, что у меня есть!

Я улыбаюсь.

— У тебя ничего нет, кроме меня, Вера, — говорю спокойно, без единой тени сомнения. — Пора это принять.

Она делает шаг назад, но я уже протянул руку и схватил её за локоть. Сжимаю, но не больно. Просто удерживаю её на месте. Она дёргается, но я не отпускаю.

— Ты боишься меня, да? — шепчу я, наклоняясь ближе. Моё дыхание касается её кожи, она вся напряжена, как натянутая струна. — Но ты никогда не убежишь.

Её дыхание рваное, неровное. Она пытается вырваться, но я держу её, пока она не встречается со мной взглядом.

Её глаза — бездна боли и ненависти. Но под этим — что-то другое. Я вижу это. Я чувствую это.

— Что тебе нужно от меня? — её голос дрожит, губы прикушены.

Я улыбаюсь чуть шире.

— Всё. Мне нужно всё.

Глава 17

Я сижу за столиком в углу кафе и ковыряю ложкой растаявшее мороженое. Вокруг шумят люди: кто-то смеётся, кто-то спорит о чём-то, официанты разносят заказы, звонят чашки. А у меня в голове только одна вещь — гулкая тишина, прерываемая его голосом.

Аслан.

Я хочу выбросить это имя из своей головы. Но оно пульсирует в висках, как навязчивая мелодия, которую ненавидишь, но всё равно напеваешь.

Я ненавижу его. Ненавижу за то, как он смотрит на меня, как сжимает моё запястье так, что кожа пульсирует ещё несколько минут после его прикосновения. За то, как он говорит мне "молчи", и я молчу, хотя внутри всё кричит "нет".

Но я ненавижу себя больше. Потому что это не просто злость. Это огонь, который я чувствую, когда он рядом. Это дрожь, которая пробегает по телу, когда он касается меня, даже если его руки жёсткие, грубые.

Я