Бабочка огня (СИ) - Ловыгина Маша
Находиться рядом с Таисьей у меня нет сил. С одной стороны, я благодарна ей за помощь, но с другой...
Бог с ней, что я разнылась, в самом деле! Всего-то и надо потерпеть немного, подзаработать и придумать, что делать дальше.
Я снова поднялась в детскую. Мальчишки сидели на полу и катали друг другу маленький мячик. Обстановка здесь совсем простая: две кровати, маленький столик, шкаф. Никаких тебе заваленных игрушками и книгами полок, так, по мелочи: пара машинок, юла да разноцветные пластиковые кубики, горкой сваленные в углу.
За полчаса, что мы провели вместе, я сделала вывод, что они привыкли быть вдвоем и ведут себя тихо, поэтому я и позволила себе сбегать на кухню за стаканом воды. От обезвоживания у меня начала болеть голова.
– Вы уже завтракали?
Макар прищурился и мотнул головой, а Ваня уставился на меня широко раскрытыми глазами, на дне которых застыли удивление и настороженность. Конечно, какая-то чужая тетка вторглась в их привычный мир и отвлекает дурацкими вопросами.
– Зовите меня Рита, – повторила я свое имя, уменьшив его для удобства. – Где вы обычно едите? Здесь или на кухне?
Макар молча толкнул мяч.
Я перевела взгляд на младшего, будто он мог прояснить ситуацию, но он продолжил сверлить меня своими темными глазенками и в итоге пропустил подачу.
Странно, что Ольга ничего не сказала о режиме детей. Да и на кухне я не увидела накрытого для них стола.
– Посидите немного, я скоро вернусь!
Вновь решительно направляюсь на кухню. Конечно, не мне устанавливать правила, но черт возьми, кто-то же должен меня познакомить с теми, что уже имелись в доме?
– Там мальчишки голодные, – сказала я и открыла дверь большого холодильника. Внутри звякнули бутылки. Ого, да тут целый питейный арсенал!
– Сделай им бутерброды, – пожала плечами Таисья. – Или вон, фруктовые йогурты есть.
– Бутерброды – не еда, – отвечаю я и беру с полки пакет с молоком. – Овсянка где?
Таисья молча кивает в сторону шкафа.
– Захотят есть, сами придут, – добавляет она. – Все в разное время едят, а мне что говорят, то я и готовлю.
– Зашибись! – Бурчу, хотя в собственном доме у нас было примерно так же. С той лишь разницей, что еду приходилось не только готовить самой, но зачастую и добывать ее.
– Предыдущую няню уволили три дня назад. Знаешь, почему? – Изрекает Таисья и поджимает губы.
Мне эта информация ни к чему, убеждаю я себя и наливаю молоко в ковшик. Разумеется, вру, но только самой себе. Мне нужна любая информация, чтобы не попасть впросак. Кладу в молоко совсем немного сахара и соли.
Таисья облокачивается спиной на край рабочей зоны и внимательно смотрит на то, как я помешиваю молоко.
– Ходила тут, задом вертела.
– На то он и зад, чтобы им вертеть, – хмыкнула я. Но я здесь совсем не за этим.
Раскладываю готовую кашу по тарелкам, мажу белый хлеб маслом и кладу сверху по приличному куску сыра. В холодильнике их несколько сортов. Я не особо в этом разбираюсь, но сыр – он и в Африке сыр.
– Аллергии у них ни на что нет? – Интересуюсь у Таисьи, хотя об этом мне должна была рассказать их мать.
– Не, никто не жаловался, – флегматично отвечает она и складывает полные руки на пышной груди. – Вообще-то, здесь в комнатах не едят.
И не пьют, ага.
– А мы никому не скажем.
Ставлю все на поднос и опять поднимаюсь в детскую. Мальчишки стоят на детских стульях и смотрят в окно. Там март – грязный и промозглый. Самое время для того, чтобы есть молочную кашу, от одного запаха которой у меня кружится голова.
Услышав мои шаги, Макар и Ваня оборачиваются.
– Завтрак подан, молодые люди.
Они переглядываются. Младший жмется к старшему, словно ища его поддержки.
– Мы будем яичницу! – Выдает Макар и спрыгивает на пол. Ваня тянет к нему руки и, пыхтя, слезает со стула.
– Ты попробуй сначала, потом тебя за уши не оттащить будет, уж поверь! – Предлагаю я. – Отличная каша для настоящих мужчин!
Но мои подопечные то ли стесняются, то ли не доверяют мне.
Стараюсь не нервничать, но, мне кажется, что я делаю что-то не так. Поэтому уговариваю себя, что это просто дети, их положено кормить, мыть и одевать, играть с ними, гладить по голове и любить...
Стоп, Рита, остановись!
Я сглатываю, потому что в горле вдруг образуется горячий ком с металлическим привкусом. Еще секунда, и глаза обожгут слезы. Господи, о чем это я? Какие слезы? Это просто работа.
– Мойте руки и за стол! – Выходит несколько грубовато, потому что мой голос охрип, но мальчишки тут же срываются с места и несутся в смежную с детской ванную.
Когда зашумела вода, я заглядываю внутрь, чтобы проверить, как они справляются, и замираю, глядя на то, как Макар придерживает Ваню на весу, пока тот моет руки. Надо же, действительно, самостоятельные пацаны.
После завтрака, сложив на поднос грязную посуду, я отношу ее на кухню, а вернуться решаю другим путем, чтобы немного освоиться. В доме несколько лестниц, и в какой-то момент я понимаю, что заблудилась. Но потом, оказавшись у гостиной, где уже была утром, слышу воркующий смех Ольги.
Закинув ноги на журнальный столик, она болтала по телефону, и вид у нее при этом, такой, что у меня не остается сомнений – она разговаривает с мужчиной. С мужем? Ну, я бы поспорила на свой указательный палец, что это не так. А указательный палец – вещь в хозяйстве необходимая.
До обеда нахожусь рядом с детьми. Судя по всему, время обеда в этом доме тоже величина непостоянная, поэтому я заранее попросила у Таисьи приготовить куриную лапшу в отдельной кастрюле. Не сказать, что Таисья была довольна моей просьбой, но солянка, которую она сварила, для детей младшего возраста совсем не полезна. Честно говоря, я все еще нахожусь в некотором ступоре. В моем понимании, наследники богатого отца должны как сыр в масле купаться, а у них даже игрушек толком нет. У меня их тоже не было, хотя, опять вру – была кукла – с облезлыми волосами и обгрызенными пальцами. Нашла ее на пустыре, назвала Машей. Маша-потеряша, три рубля, и наша.
Дети относятся ко мне с опаской, и в этом нет их вины. Стараюсь говорить тише, потому что Ваня вздрагивает от любого громкого звука. Сидеть в четырех стенах невыносимо, поэтому я решаю пойти с ними на прогулку. Разумеется, у меня есть определенная цель – увидеть дом снаружи, «поводить жалом», как говаривал мой дед, но еще я полна желанием вывести детей на свежий воздух, а в это время проветрить их комнату. Мне нравится детский запах, но я дала себе установку быть «своей среди чужих» и мне не следует об этом забывать.
Мальчишки одеваются сами, ну, то есть, изо всех сил стараются. Макар помогает Ване, и я стою дубом, глядя на то, как он пыхтит, вдевая молнию на куртке. Когда у него это наконец получается, глаза его победно вспыхивают. Младший натягивает на себя шапочку. Простую трикотажную шапку по типу лыжной, а не какую-то там берберри-шмерберри, что при таких родительских деньгах выглядит странно. Но в целом я даже согласна, что тратить безумные средства на одежду для одного сезона глупо. Дети растут быстро. Я вон донашивала шмотки, и ничего. Надеюсь, у Таньки появились новые вещи. Слышала, что в детских домах с этим проблем нет. Но все равно, как бы там ни было, сестру я заберу. Мне без нее тошно, а ей без меня.
Как и этим мальчишкам друг без друга.
«Поместье» окружено высоким забором. На территории есть бассейн, сейчас он укрыт пластиковой крышей. Перед воротами – охранная будка. Спиной чувствую на себе чужой взгляд, но не оборачиваюсь. Мы с детьми идем по дорожке. Я надеюсь, что здесь есть детская площадка, но мои глаза упираются лишь в постройки: летняя кухня, беседка, мангальная... Парком явно занимался специалист. Деревья и кусты пострижены, снега практически нет, уличная плитка красивая, узорчатая, дорогая.
И все же нам удается найти небольшой сугроб за беседкой и, чтобы занять мальчишек, я начинаю выковыривать из него жесткие ноздреватые куски. Большого снеговика уже не вылепишь, но пару маленьких и кривеньких вполне. Я люблю снег...