На твоей орбите - Эшли Шумахер

Она будет там. Мое безопасное место.

Впервые я вспоминаю, как пел ей песню, которую слышал в церкви, куда пару раз водил нас отец. Про маленький огонек.

«Мой маленький огонек», – напевал я ей, а Нова всегда смеялась.

– Я много чего помню, – говорю я ей.

Жду, что Нова начнет спорить, как в тот раз с совами и жаворонками. Я не уверен: она правда не знала ответ или специально мне противоречила, чтобы доказать, что у нас гораздо меньше общего, чем утверждает тест? Однако Нова не спорит.

– Я тоже, – говорит она почти шепотом.

Наверное, она сказала бы больше – по крайней мере, я надеюсь. Но узнать не суждено: в открытую дверь стучится ее мама с охапкой чистых полотенец и спрашивает, нужна ли Нове зубная паста, а меня выталкивают из комнаты и выдают охапку одеял, которые я несу к дивану на первый этаж.

* * *

Нова

– Сэм?

Он не двигается, но я вижу слабый свет телефонного экрана, поэтому крадусь дальше по лестнице.

– Сэм, – шепчу я погромче. – Ты спишь?

Над диваном появляются глаза и лохматая шевелюра.

– Сова, – говорит он, кажется, улыбаясь, но сквозь зевок трудно понять. – Помнишь?

Я фыркаю: он умудрился впихнуть в одно предложение отсылки к двум вопросам теста.

– Ага, – говорю я. – Помню. Хотела пожелать тебе доброй ночи. А то странно как-то.

Мы будто всегда разделены метрами и сантиметрами. Расстояние между лестницей и диваном кажется огромным, а мы словно смотрим друг на друга через бинокли, и хотя мы рады видеть друг друга, но даже не можем осознать, каково будет находиться рядом.

И, может, этого достаточно, говорю я себе. Может, молния и сгоревшая проводка – это намек. Что мы должны быть неподалеку друг от друга теперь, когда исполнилось «правда обещание».

Может, мы планеты-близнецы и нам суждено либо кружиться вокруг звезды, либо столкнуться и разрушить все вокруг.

Я устала. Поэтому на ум приходят затейливые метафоры и слишком…

Мысли исчезают, когда Сэм поднимается с дивана и подходит ко мне. Я чувствую его притяжение. Оно сильное. Слишком сильное. Но я сопротивляюсь – пока он не наклоняется ко мне и не притягивает меня в объятия физически.

– Доброй ночи, Нова, – говорит он.

Его подбородок касается моего плеча. Его волосы щекочут мне уши, щеку. Они наконец-то полностью высохли, эти длинные волнистые пряди. Кокосом, как утверждал Лис, не пахнут, но аромат настолько приятный, что, только вдыхая его, я могла бы уснуть.

– Доброй ночи, Сэмми, – шепчу я.

– Тебя проводить до твоей комнаты?

Я смеюсь:

– В смысле, до твоей комнаты?

Отстранившись, он выпрямляется и смотрит на меня. В темноте едва можно разобрать детали, но, клянусь, он хочет что-то сказать, но молчит.

Я решаю сжалиться и отвечаю на вопрос, надеюсь, беззаботным «Я найду дорогу».

– Теперь ты знаешь, где я, – говорит он. – Ну, если что-нибудь понадобится. Вода там или… полотенца.

Хотя в комнате помимо нас никого нет, мы говорим все тише и тише. И придвигаемся все ближе и ближе. Чтобы лучше друг друга слышать, пытаюсь убедить я себя. Не из-за притяжения, а для удобства.

Он склонил голову так низко, что мы почти одного роста, и я чувствую, как подаюсь вперед, приподнявшись на носочки, словно пытаюсь оттолкнуться и…

Медленно, глядя мне в глаза, Сэм поднимает мою безвольную руку, осторожно сгибая ее в локте, пока мои пальцы не оказываются у его губ.

Сначала мне кажется, что так мы и застынем, но потом Сэм опускает голову и нежно, почти благоговейно, касается моей руки губами. Один за другим он целует каждый палец, добирается до большого, слегка его повернув, а затем оставляет два поцелуя на моей дрожащей ладони.

– Они идут туда, куда нужно, – шепчет он.

– Неужели?

Мой голос едва слышен, это больше похоже на выдох, чем на слово. Я словно принцесса, которую рыцарь спас от дракона. И я знаю, что я сильная и сама могу воевать с драконами, но разве это плохо – хотеть, чтобы он целовал мою ладонь в темноте?

А потом я вспоминаю Эбигейл и то, как она окружает людей заботой, и земля уходит у меня из-под ног.

У Сэма уже есть принцесса. И я не буду стоять у них на пути, мешая их счастью.

Даже если он того хочет.

Даже если того хочу я.

– Надо идти спать, – говорю я.

Я делаю шаг назад, но Сэм не выпускает мою руку. Мы словно собираемся танцевать.

Но я убираю пальцы из его ладони, а Сэм, словно сам застряв в совсем другой сказке, в другой картине про благородство и рыцарей, остается стоять с протянутой рукой, будто я могу вернуть свою.

Я не возвращаю.

– Доброй ночи, Нова, – говорит он и склоняет голову в легчайшем поклоне перед нашим маленьким шагом в другое измерение, в другую жизнь, где мы тоже ничего не делаем с тем чувством, которое сами боимся называть.

* * *

Очевидная закономерность: сказки слишком хороши, чтобы быть правдой – как в этом времени, так и в любом другом.

Наша ночная сказка длится, если верить старому будильнику с настоящим звонком у Сэма на тумбочке, всего часа три.

Я просыпаюсь ото сна, того самого, который снится мне еще с Сиэтла, с тех пор, как все – и особенно мое умение судить о людях – подверглось сомнению.

Утром все сны кажутся скучными, и этот не исключение: лишь скомканная череда тревожных событий, заканчивающаяся тем, что я падаю в глубокую темную дыру, отчего и просыпаюсь. Но вот ночью, когда чудовища из детства прячутся по углам, а новые, страшные взрослые монстры готовятся напасть, такие сны ужасают.

Вспоминая, как падала в дыру, как желудок тянуло, словно я съезжала вниз на американских горках, я плетусь по незнакомой лестнице на незнакомую кухню с уже пустым стаканом воды, который мне перед сном настоятельно вручила Дон.

Даже не помню, как его выпила.

Смутно осознаю, что на диване спит Сэм. Что нужно вести себя тихо, передвигаться на цыпочках и уж точно не добавлять в воду лед, потому что шум генератора и звон стекла могут его разбудить.

Даже не пытаюсь воспользоваться диспенсером в холодильнике, а иду прямиком к раковине. Ручка скрипит – едва слышно, – но и этого достаточно: Сэм ворочается на диване, шурша одеялами по кожаной обивке. Я закрываю кран – ручка опять скрипит, – надеясь, что не разбужу его окончательно, но надежды разбиваются: шевелюра Сэма появляется над диваном в том же самом месте, что и раньше.

– Лучше налей из фильтра в холодильнике, – говорит он хрипло. – Из-под крана ужасная на вкус.

Так и делаю. А затем, поскольку он все еще наблюдает за мной из-за спинки дивана и не выглядит особенно недовольным тем, что его разбудили, я присаживаюсь к нему на диван со стаканом в руке.

– Так всегда говорят, но я разницы во вкусе не чувствую.

Сэм забирает у меня стакан. На его руках виднеются следы от мятых одеял. Делает глоток и кривится.

– Наполовину фильтрованная, наполовину из-под крана. Не очень хорошая комбинация.

Я закатываю глаза:

– Как будто ты смог бы определить, если бы не видел, как я ее наливаю.

– А вот смог бы.

Полуночный смех Сэма опьяняет. Мозг предательски желает, чтобы он вновь поцеловал мою ладонь, но я быстро заталкиваю эту мысль на дно той самой глубокой темной дыры из сновидения.

Три часа ночи. Через четыре часа нам вставать в школу. И тем не менее я бросаю взгляд на Сэма и забираю стакан.

– Не смотри, – говорю я. – Иначе испортишь эксперимент. И уши закрой, чтобы не слышать, откуда я наливаю.

Сэм криво усмехается:

– Есть, мэм.

Когда вновь появляюсь перед Сэмом со стаканом воды – я опять налила половину из-под крана и половину из фильтра, – он сидит закрыв глаза и зажав уши руками. Кажется, даже не понимает, что я вернулась.

Я смотрю на него чуть дольше обычного, а потом стучу