На твоей орбите - Эшли Шумахер

В животе летают бабочки – я все вспоминаю, как Сэм убежал за Эбигейл, – нервная система перешла в режим боевой готовности, и меня это бесит. Я начинаю вести себя неразумно, но никак не могу себя остановить.

– Зачем ты притащила с собой Кита? – спрашиваю я.

Маму удивляет мой тон – твердый и колкий, как ветка с шипами. Но отвечает она ровно, по-матерински:

– Ты написала, что я тебе нужна, – просто говорит она. – Это был самый быстрый вариант.

– Я не хочу его видеть, – говорю я. – Никого из их семьи.

Как бы мне хотелось, чтобы мама удивилась моим словам. Вместо этого она немного грустнеет.

– Из-за твоих чувств к Сэму? – По интонации это похоже на вопрос, хотя она уже знает ответ. – Сегодня что-то случилось и тебя это запутало?

Меня словно ударили по лицу, сильно. Я даже подношу к щеке ладонь, пытаясь унять глубокую красноту.

– Нет, – вру я. – Нет, меня просто тошнит от этого.

– Тошнит от чего, милая?

Ее голос такой спокойный, что последняя нить моего самообладания рвется. Мы с мамой не ругаемся, как положено матери и дочери. Мы всегда сходились во мнении относительно времени, к которому мне нужно возвращаться домой, парней и всего прочего. Мы команда, отлаженный механизм.

Но только не в этой мелодраматичной сцене.

– Меня тошнит от переездов, – говорю я, сжимая кулаки над стеной, разделяющей нас. – Тошнит, что я не знаю, кто я, потому что я никогда не распаковывала все свои вещи, никогда нигде не оседала, чтобы в этом разобраться.

Вот теперь мама выглядит ошеломленной.

– Я думала, тебе нравится…

– Я не знаю, – перебиваю я ее. – Может, мне нравилось, может, я убеждала себя, что мне нравится, потому что выбора не было. Я не знаю, что мне нравится или кто мне нравится и кто я такая, потому что у меня не было возможности просто где-то остаться – в одном доме, в одной школе – дольше, чем на пару месяцев. – Горячие злые слезы текут без разрешения. Я вытираю их ладонью, совершенно не переживая, что смажу макияж и стану похожа на енота. – И теперь здесь все испортилось, потому что я не хочу уезжать, но я должна, потому что у него тут своя жизнь, и девушка, и… и…

– И ты не хочешь уезжать, потому что любишь его больше всего на свете, – заканчивает за меня мама пугающе спокойным голосом. – Всегда любила, еще с детства, с тех пор как вы играли после школы, когда ты тайком выбиралась через окно, чтобы его увидеть.

Настал мой черед изумляться. До этого момента я не понимала по-настоящему, что такое «быть сраженным наповал». Но теперь понимаю. Мне буквально приходится присесть. Я отхожу от стены, разворачиваюсь к ней спиной и сажусь на землю, обнимая колени.

Мама подходит ко мне, шелестя травой под ногами. Стоит надо мной, пытаясь взглядом пробраться мне в голову – я начинаю гадать, умеет ли она это, – а потом садится рядом, тоже обнимая колени, как я.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я тихо. – Про Сэма?

Мама отвечает не сразу. Запрокинув голову, она смотрит в небо, которое едва видно из-за огней, сияющих вокруг школы. Потом придвигается ближе.

– Мам? – зову я.

Она вздыхает. А потом произносит ровным голосом, но медленно, словно исповедуясь:

– Я знала папу Сэма в детстве.

Я моргаю, радуясь, что сижу. Иначе бы упала.

– Эм, что?

– Мы были друзьями, – говорит она, продолжая смотреть вверх. – В средней и старшей школе. Жили по соседству, если можешь поверить.

У меня кружится голова, я вроде и слушаю, а вроде и нет.

– Подожди, папу-папу Сэма или его реального отца, мистера Джордана?

– Ну, технически они оба мистеры Джорданы, потому что братья, – говорит мама, – но я имела в виду его текущего отца. Который был ему дядей.

Я облегченно выдыхаю. Не знаю, что бы думала, если бы оказалось, что мама дружила с человеком, который бил Сэма, а не с человеком, который его спас.

– Почему ты ничего не сказала? – спрашиваю я. – Ты знала, что его брат живет в соседнем доме, когда мы с Сэмом были маленькими? Как…

– Я не догадывалась, что это Брэд Джордан, пока Кит не приехал забирать Сэма к ним с Дон. Я была почти не знакома с Брэдом, он был старше нас на пару лет, немного хулиганил в старшей школе, я его не узнала. И у меня не было причин с ним встречаться, потому что ты никогда не ходила к ним домой, никогда не просила разрешения.

Она снова вздыхает:

– А потом они уехали, Сэм и Кит, и это больше не имело значения. Ты была слишком маленькая, чтобы рассказывать тебе всю нашу историю.

– Но ты ничего не сказала, когда Сэм приходил перед встречей клуба натуралистов, – спорю я. – Почему не упомянула, что выросла с его папой? Я не понимаю.

Мама многозначительно смотрит на меня, словно пытается что-то сказать одним взглядом.

– Его я не узнала, а родителей его еще не видела. Я не знала, что он сын Кита и Дон. Я не разговаривала с ними много лет. С их свадьбы, кажется. Если, конечно, не считать того дня, когда они приехали за Сэмом и я увидела их в окно.

– Ты была на их свадьбе?

– Да, – говорит мама. – Какое-то время мы с Китом были друзьями. Очень хорошими друзьями.

– Вы встречались?

Мама редко фыркает, но фыркает сейчас:

– Не совсем. Между нами было что-то большее, мне кажется. Или, может быть, меньшее. Но что-то иное.

Она продолжает странно на меня смотреть, так что я спрашиваю:

– Что ты на самом деле пытаешься мне сказать? Почему так странно говоришь о том, что давным-давно знала одного из родителей моего друга?

Мама вздыхает:

– Потому что биологический отец Сэма и его приемный отец – и Брэд, и Кит – выросли в абьюзивной семье, как и сам Сэм.

– Откуда ты знаешь, что Сэм рос в такой семье? – спрашиваю я. – Я никогда не рассказывала.

– Рассказывала, – просто говорит мама. – Нова, ты была маленькая. Не понимала, что к чему, не полностью, но ты рассказывала о том, как вы играли с Сэмом и как он прятал свои «болячки». И я все поняла.

– И ты позволила мне с ним играть? – спрашиваю я. – Не пойми неправильно: я рада, но просто…

– Удивлена? Когда я поняла, что происходит, я, как могла, пыталась помочь и всегда за тобой следила. Всегда. Даже если бы ты не знала о проблемах в семье Сэма, я бы все равно за тобой следила. Я видела, как вы играете каждый день. Уносила ноутбук и телефон к тебе в комнату и приглядывала за вами из окна. За вами обоими.

Вроде ничего не изменилось, но мои воспоминания словно перезаписывают сами себя. Я перебираю их, как игральные карты, от поцелуев на ладони и танца до гонок на машинках и церемоний в Улиткограде, теперь осознавая, что под сенью дерева мы были не одни. Там была и мама. Затерялась на фоне, которого раньше не существовало.

– Наверное, так было надо, – наконец говорю я.

Мама кивает:

– Это моя обязанность – присматривать за своим ребенком.

– Ты когда-нибудь хотела запретить мне с ним играть?

– Хотела, – говорит мама. – Но… я вспомнила Кита. Вспомнила, как, когда мы стали постарше, он говорил, что иногда я была единственным светлым моментом в его жизни. Лучиком света. В детстве он даже называл меня Солнышком.

– Солнышком, – повторяю я. Слезы прекратились. Я хватаюсь за новую информацию, на мгновение забыв про гнев. – Почему я раньше о Ките не слышала? Вы разве не продолжили дружить после его свадьбы? Его жена ревновала?

Мама смеется.

– В Дон нет ни капли ревности, – говорит она. – Нет, мы с Китом разошлись после колледжа. Какое-то время поддерживали связь, но последний раз виделись на свадьбе.

– Но почему?

Мама бросает на меня взгляд, в котором читается «Не ной», но мне все равно. Я изнываю от любопытства.

– Так случается. Иногда людей и вещи из прошлого лучше там и оставить, а не тащить в настоящее. Иногда люди приходят в твою жизнь на определенное время, а потом оно заканчивается и настает пора двигаться дальше.

– Но что-то должно было случиться, – спорю я. – Нельзя