На твоей орбите - Эшли Шумахер
Открываю дверь и, не глядя на посетителя, беру ручку со стоящего рядом столика.
– Спаси… – начинаю я, готовясь расписываться.
Это не доставка.
На пороге стоит Сэм Джордан, и выглядит он не менее ошеломленно, чем я себя ощущаю.
– Это ты, – говорит он.
Конечно же, он имеет в виду «девчонка из коридора», а не «девчонка из Улиткограда», но сердце все равно стучит быстро и сильно, подскакивая к горлу. Он смотрит так, будто знает меня, но с чего бы это, ведь он все забыл? И если бы вспомнил, то это случилось бы во время нашего короткого разговора в школе.
Слова не идут. Я приказываю себе успокоиться. Понятия не имею, зачем он пришел, но его визит точно не связан со счастливым воссоединением, которое я себе напредставляла.
Голос наконец оттаивает, и я умудряюсь сказать на удивление нормальным тоном:
– О, привет!
Сэм не отвечает. Он смотрит себе под ноги, и на лице его паника, которую я не видела даже в детстве, когда у него были все причины для переживаний. Он всегда казался таким спокойным, чего я совсем не понимала. Я пугалась, когда резалась бумагой, но Сэма – Сэмми – не беспокоили новые синяки и шрамы, будто ему было совсем не больно.
А сейчас он бешено размахивает руками, словно у него под курткой ползают пауки.
– Да-да. Э-э, я тут тебе принес, – он сует мне в руки сложенный пополам лист бумаги, – конспект с урока математики.
Бумага плотная и слишком яркая, чтобы быть чьими-то записями. Разворачивая ее, я и не ожидаю увидеть цифры и математические символы, но также не ожидаю увидеть множество раз написанные слова «Сэмми и Эбигейл», украшенные сердечками и человечками, держащимися за руки.
– Мне кажется, это твое, – говорю я, возвращая ему листок. В груди поселяется чувство, похожее на разочарование. Это он так шутит? Помнит он меня или нет? Я ничего не понимаю.
Он смотрит на листок, но так, будто и не видит его вовсе.
– А, да. Наверное.
– Зачем ты пришел? – спрашиваю я. Разочарование сменилось раздражением. Молодец, Нова. Просто молодец. – В смысле, как узнал, где я живу? И почему решил, что мне нужен конспект по математике?
– Извини, – говорит Сэм. Он все еще не может на меня смотреть. – Я просто… Я не…
– Мог отдать его за обедом, – говорю я. – Мы сидели рядом. – Голос понижается до благоговейного шепота, когда я добавляю: – Или в коридоре.
Для него это был обычный разговор, но для меня он значил все, ведь я увидела, что Сэм Джордан жив и здоров.
Сэм смотрит мне прямо в глаза и по-мальчишески пробегает рукой по волосам. На лице его читается смесь нетерпения и паники.
– Да, но я не знал, что это была ты.
– Я?
Сердце стучит так сильно – неужели я не ослышалась?
Теперь и он выглядит раздраженным. Внезапно он наклоняется вперед, осторожно берет мою руку в свою и переворачивает ее ладонью вверх. Я уже думаю, что он снова всучит мне листок, но Сэм достает что-то из кармана и двумя пальцами кладет мне на ладонь.
Улитку.
Крошечную, идеально круглую, совершенно обыкновенную улитку.
Он помнит. И во мне загораются тысячи звезд.
– Ты рано, – шепчу я, глядя на ладонь, на улитку.
– Что? – Его голос наполнен надеждой, и я знаю, что он прекрасно меня услышал.
Я смотрю ему в глаза.
– Мне всего семнадцать. Ты сказал, что найдешь меня, когда нам будет восемнадцать. Ты слишком рано.
Он улыбается такой улыбкой, которой посвящают целые романы. И выглядит она лучше, чем в детстве, потому что сейчас он по-настоящему счастлив, а не притворяется.
– Могу зайти попозже, – говорит он.
– Нет, – быстро отвечаю я. Потому что, пускай эти шестьдесят дней должны были стать периодом рефлексии, и у него есть целая жизнь, в которой для меня нет места, и нам было лет по пять, когда мы виделись в последний раз, и он не узнал меня сразу, но я его узнала, и… и…
Мне многое о себе неизвестно, но в одном я уверена: я не хочу, чтобы он уходил.
Мы будто сидели под деревом еще вчера. Будто заснули детьми и проснулись сегодня по разные стороны одной двери – в прямом и переносном смыслах. И я знаю – знаю! – что должна закрыть эту дверь. Не захлопнуть, но точно закрыть.
Мы слишком далеко от старого дуба. К тому же возвращаться в прошлое не только невозможно, но и строго не рекомендуется.
Мне нужно делать совсем обратное: бежать навстречу неизвестному будущему и направлять фонарь туда, а не назад.
Особенно если оглянуться – значит увидеть мистера Джордана, «популярного футболиста».
Сэм словно сумел прочитать мои мысли. Он всегда это умел.
– Мне надо уйти, – говорит он, но с места не сдвигается.
– Надо, – подтверждаю я.
Он кивает, но вслух произносит:
– Да… но я не хочу.
– Но тебе надо.
– Но я не хочу, – повторяет он. – Даже если Эб… – Он замолкает на мгновение. – Даже если знаю, что должен.
Мы словно оказались на перекрестке, но я говорю себе, что мы всегда можем вернуться сюда, на этот порог, в этот момент, и притвориться, будто ничего не было. Мне хочется немного пройтись по пути Сэма Джордана. Это не навсегда. Ненадолго. Всего лишь на час.
Что плохого может случиться?
– Давай прогуляемся, – говорю я, доставая из кармана телефон, чтобы отправить маме сообщение.
Сэм переминается с ноги на ногу.
– Есть мысли куда?
Я выхожу на крыльцо, закрывая за собой тяжелую деревянную дверь.
– Не особо. Я не знаю, что тут есть.
Странно смотреть, как Сэм размышляет. Стоять рядом и наблюдать, как он хмурит брови и кривит рот.
– Я знаю одно местечко, – произносит он. – Но придется ехать на машине.
– У меня нет машины, – говорю я.
Сэм улыбается. Его рука дергается, будто он хочет до меня дотронуться. Он останавливает движение – я лишь чувствую, как его пальцы слегка касаются моих.
– М-м, можем взять мою. До моего дома… недалеко.
– О? Где ты живешь?
– Скажем так: если бы в вашем заборе была дыра, добраться было бы быстрее, а так – минуты три.
Я моргаю.
– Чего?
Смех Сэма – низкий и расслабленный.
– Увидишь.
* * *
– Поверить не могу, что мы снова соседи, – говорю я.
Мы сидим в пикапе Сэма. Он ужасно большой и белый, испачкан грязью, пахнет дезодорантом и выхлопными газами. Понятия не имею, зачем кому-то, кто не является промышленным фермером или профессиональным грузчиком, покупать подобного монстра в качестве личного транспорта, но Сэм в этом не одинок. За нашу поездку мы встречаем еще пять таких же автомобилистов.
– Я тоже, – отвечает мне Сэм. – Обалдел, когда мама сказала.
Слова вырываются изо рта до того, как мозг успевает их осмыслить.
– Ты теперь с мамой живешь?
Пикап мгновенно окутывает абсолютная тишина.
– Она моя тетя, – наконец говорит Сэм. Он включает поворотник и неотрывно смотрит на дорогу – не на меня. – Я уже много лет называю ее мамой.
– О, – говорю я. – Это хорошо.
«О, это хорошо», – мысленно передразниваю я себя. Будто Сэм сейчас не замял походя годы детских травм. Я очень, очень надеюсь, что у моего настоящего я, которое я должна буду отыскать, мозгов будет побольше. Возможно, к активностям на следующие шесть недель стоит добавить психологическую экспертизу – на всякий случай.
– Разве? – с усмешкой спрашивает Сэм.
– Уверена, ей нравится это слышать, – отвечаю я, отчаянно пытаясь найти выход из этого разговора. – А братья-сестры у тебя есть? Э-э, двоюродные?
Он выдыхает.
– Не-а. Я всегда один, где бы я ни был, видимо.
– Я тоже, – говорю я.
Атмосфера между нами все еще напряженная, так что я решаю испытать удачу на случай, если мы разговариваем в последний раз.
– Когда ты понял, что это я? Ты видел меня дважды и… ничего.
– О. – Сэм
