Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва
Давид был непривычно молчалив, только пристально смотрел в окно на обратном пути.
Дом встретил нас ароматами праздничной кухни.
У Айлин явно было отличное настроение — она успела организовать целый пир. Стол в большой столовой ломился от традиционных турецких блюд: дымящийся плов с фисташками, кебабы, долма, мезе... Даже любимый десерт Давида — кюнефе, золотился на серебряном подносе.
— Наконец-то! — свекровь, затянутая в шелковое платье, сияла как начищенный медный поднос. — Теперь всё будет как должно быть! Давид, сынок, садись во главе стола.
Я почувствовала, как к горлу подступает горечь. Пять лет она не замечала меня, а теперь устроила праздник в честь моего развода.
— Маша устала, — я взяла дочь за руку. — Мы, пожалуй, поужинаем у себя.
— Марьям может остаться, — Айлин произнесла имя внучки с особым удовольствием. — Ей полезно привыкать к семейным традициям.
— В другой раз, — я уже направилась к лестнице, крепче сжимая ладошку дочери.
— Мама, я хочу кюнефе... — Маша с тоской посмотрела на стол.
— Я принесу тебе позже, принцесса, — улыбнулся Давид. Он подхватил Машу на руки одним плавным движением, и она тут же обвила его шею руками, уткнувшись носом в его плечо. — Устала моя маленькая?
Я смотрела, как его большие ладони бережно поддерживают нашу дочь, как он целует её золотистую макушку, и сердце предательски сжималось. В такие моменты я видела того Давида, в которого влюбилась — заботливого, нежного, способного на настоящие чувства.
— Пап, а расскажешь мне сказку? — сонно пробормотала Маша, и его глаза потеплели.
— Конечно, радость моя, — он повернулся к дворецкому. — Накройте ужин в детской. И пусть принесут горячий шоколад для моей принцессы.
— Давид... — начала было Айлин, поджав накрашенные губы, но он оборвал её одним взглядом:
— Моя дочь устала. Начнём празднование позже.
Айлин побагровела — она не привыкла, чтобы её перебивали, даже собственный сын.
Её пальцы, унизанные перстнями, судорожно сжали салфетку:
— Но дорогой, Ясмина специально приехала... Она так старалась, даже помогала на кухне с твоими любимыми блюдами!
Ясмина, сидевшая за столом в своем идеальном закрытом шелковом платье цвета розового жемчуга, скромно опустила глаза.
Она явно готовилась к этому вечеру не один час — безупречный макияж, сложная прическа с жемчужными шпильками, тонкий аромат дорогих духов. А с виду — само воплощение скромности и благовоспитанности.
Только уголки её губ едва заметно дрогнули в торжествующей улыбке, когда Давид нес Машу наверх.
"Идеальная турецкая невеста, — подумала я с раздражением. — Покорная, знающая свое место, готовая поддерживать семейные традиции. Всё, чем я не была и не буду."
— Я приготовила манты по рецепту твоей бабушки... — голос Ясмины был мягким, почти мурлыкающим.
Я замерла на лестнице, впившись пальцами в перила.
Она уже знает семейные рецепты? Уже говорит "твоя бабушка", словно имеет на это право?
Ну, конечно, это просто брак по договоренности! Вот прям "я тебе, конечно, верю!"
— Обязательно попробую, — ответил Давид, и я слышала улыбку в его голосе.
Мерзавец!
* * *
— Мама, почему бабушка Айлин такая злая? — вдруг спросила Маша, когда Давид ушёл к семейному столу, а мы остались одни в детской.
Я замерла. Что ответить ребенку? Как объяснить пятилетней девочке всю сложность восточных традиций, семейных обязательств и мужского предательства?
— Она не злая, солнышко, — я попыталась улыбнуться. — Просто... строгая очень.
— А тетя Ясмина будет жить с нами?
— Не думай об этом, — я крепко обняла её. — Давай лучше почитаем твою любимую сказку?
Снизу доносился смех Ясмины — мелодичный, словно перезвон серебряных колокольчиков. Такой же фальшивый, как её показная скромность.
— Видишь, какая она покладистая? — донесся приглушенный голос Айлин. — Не то что некоторые... Настоящая турецкая женщина знает свое место.
Я прикрыла дверь детской, отсекая их голоса. Маша забралась ко мне на колени с книжкой, и я зарылась носом в её золотистые волосы, пахнущие ванилью.
"Ещё немного," — подумала я, вдыхая родной запах. — "Совсем немного, и мы будем свободны."
* * *
В своей комнате я оставила свет выключенным. В темноте было легче справляться с подступающими слезами. Снизу доносились голоса, звон посуды, смех...
— А когда можно будет перевозить вещи Ясмины? — голос свекрови долетал даже сквозь закрытую дверь. — Она ведь живет не близко, а до помолвки осталось совсем немного. Ей будет удобнее готовиться к свадьбе здесь...
— Завтра пришлю людей за её вещами, — ответил Давид.
— О, я уже распорядилась подготовить восточное крыло! — заявила Айлин с торжеством. — Там такие прекрасные комнаты, с видом на розарий...
Я закрыла уши руками, но их голоса словно просачивались сквозь пальцы. Они уже делят дом, планируют новую жизнь, в которой мне отведена роль... кого? Прислуги? Содержанки?
Телефон в кармане завибрировал — второй телефон, тот, о существовании которого не знал Давид.
Сообщение от Андрея: "Документы почти готовы. Держись."
"Пожалуйста, быстрее, — одними губами прошептала я, глядя в темное окно, где в саду уже зажигались вечерние фонари. — Пожалуйста, пока я ещё не потеряла самообладание!"
Андрей был деловым партнером моего брата. Они вместе развивали сеть торговых представительств медицинского оборудования между Россией и Турцией — Алексей вел дела в Петербурге, а Андрей представлял их интересы в Стамбуле. Именно тогда случилось то, что связало нас крепче любых деловых отношений.
В ту ночь у его четырехлетнего сына случился тяжелейший приступом астмы. Мальчик задыхался, его губы уже начинали синеть, а турецкие врачи никак не могли понять перепуганного отца, который на ломаном английском пытался объяснить про аллергию на определенные препараты. Я оказалась единственной, кто смог разобраться в ситуации — перевести и симптомы, и историю болезни, и особенности предыдущих приступов. Мы едва успели спасти ребенка.
— Я твой должник, — сказал тогда Андрей, когда его сын уже спокойно спал под капельницей. — Если когда-нибудь что-то пойдет не так... У меня есть связи, влиятельные друзья. Только скажи — и я помогу. Даю слово.
Когда через месяц приехал Алексей и мы встретились втроем, брат сразу перешел к делу:
— Она моя единственная сестра, — сказал он, глядя Андрею в глаза. — И она слишком влюблена, чтобы видеть подводные камни. Ты знаешь местные порядки лучше меня.
— Я присмотрю за ней, — Андрей пожал протянутую руку. — Как за родной сестрой.
Теперь, набирая сообщение Андрею, я специально добавила: "Только не говори Лёше. Ты же знаешь его характер — сразу примчится разбираться, а это только всё усложнит. Я сама всё объясню, когда вернусь домой."
Возможно, Алексей с самого начала что-то предвидел? Он всегда был более прагматичным, не верил в сказки о