Котенок Шмыг, авария и полный мандарин! - Яна Лари

Зачем — уже другой вопрос, не менее насущный. Как и причина, по которой Лада хватается за голову.

— Перестань куражиться, твой брат мне всё рассказал. И про бандитскую пулю, и про проблемы с потенцией.

— Что-что рассказал?..

— Что детородный орган тебе даже домкратом не поднять! Знаешь, как тебя было жалко? Считай, ни любви, ни семьи нормальной. Мало того что нелюдимый и бешеный, так ещё даром никому не нужный. Блин, я дура, да? — Она вдруг прекращает поток словесного идиотизма, округляет глаза. — Получается, Антон соврал?

— Ебать ты скудоумная, — выдыхаю шумно, за что меня незамедлительно бьёт током. Болезненно, но материться хочется ещё сильнее.

Вскакиваю с кровати и в бешенстве подбираю с пола брюки.

Я что, похож на мужика, с которым можно переспать только из жалости?

Охренеть поворот! Кому расскажешь — не поверит.

— Трындец. Вы меня развели как лохушку последнюю, — сокрушается Лада, торопливо влезая в халат. Но, едва затянув пояс, стреляет в меня рассерженным взглядом. — Вот какого чёрта ты на меня полез? На скудоумную.

Вы посмотрите на неё, какая цаца. Может, я ей ещё нож к горлу приставил и стонать приказал?

— Башню сорвало. — Щёлкаю ремнём. — Просто у меня женщины давно не было. Ты ещё в этом блядском халате…

— Нормальный халат, — бросает она отворачиваясь. — Просто у кого-то ни стыда, ни совести! Ладно мне сказали, ты только на словах герой. Ты-то, подлец, чем думал?

Да не думал я! Сначала проучить хотел. Потом голой увидел, очнулся уже в койке.

Обидно донельзя. Она меня футболит, а я сразу поплыл, едва лишь поманила.

Оно и понятно. Рекламу мне братишка устроил то что надо. Удружил, собака.

— Убью придурка. — Срываюсь в коридор.

— Ну что ты психуешь? Из-за Антона, что ли? — Лезет мне под руку Лада и отбирает ботинок. — Слушай. Ну хочешь, вместе накажем его? Придумаем что-нибудь равноценное. Что ты опять жестишь? Подумаешь, импотентом назвал. Вот мне он реально свинью подложил!

Это я-то свинья?

Честное слово, мату в горле тесно! Я с трудом себя сдерживаю, хочется рвать и метать. За моей спиной сплошные заговоры, а я об этом всём опять ни сном, ни духом.

Особенно цепляет, что Лада нос воротит, зато как защищать Антона, так пожалуйста! Поблажки какие-то ему выпрашивает. После всего! Поэтому пру на неё злой, как чёрт.

— Да мне пофиг! Хоть всем иди расскажи, что я не смог. — Выхватываю у неё ботинок и швыряю, не глядя, куда-то вглубь прихожей. — Кстати, ты первая ко мне в трусы полезла! — С дурной улыбкой тычу ей пальцем в лоб.

— Ты что несёшь? — морщится Лада как от зубной боли. — Я же была уверена, что до постели дело не дойдёт!

— Угу, рассказывай, — ухмыляюсь нагло. — Так не хотела, что придушила галстуком на радостях.

— А кто накинулся на меня как маньяк?

— Да я тебя просто пожалел.

— Чего?

— Нет, ну ты же сама заладила: хочу не могу. Я и утешил голодную женщину.

— Голодную? — выдыхает она оскорблённо. — Знаешь что… Я в душ! И чтоб когда вернусь, тебя здесь не было.

— Отмойся там после меня хорошенько! — рычу, из принципа решив её дождаться.

В попытке унять раздражение брожу по квартире. Котёнок, пока мы с Ладой резвились, тоже времени зря не терял. Раздербанил пакеты и картошку, жучара, по всем углам раскатал. Чувствую, Гюнтер вернётся и выставит нас поганой метлой.

А всё равно заняться нечем, соберу. Пока иду на кухню искать подходящую тару, всё прокручиваю в уме выходку брата.

У меня к нему один вопрос — зачем?

Не себе же он присмотрел мою Ладу? Или, как стихнет хейт, начнёт её обхаживать? Тогда пардон. Нас с этой злючкой уже слишком много связывает.

А наказать его надо. И лучше так, чтоб на всю жизнь запомнилось. Над этим я ещё подумаю, пусть знает, гад, как сплетни распускать.

Остервенело порывшись в кухонных шкафах, наконец, нахожу пакеты для мусора.

— Чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях, — обращаюсь к котёнку, который невозмутимо вылизывает лапу на подоконнике. — Хотя бы цветы не грызи.

Шмыг надменно фыркает, как бы намекая, что подчиняться мне — ниже его достоинства.

Пара минут ползания на коленях по полу, и картофельные клубни наконец собраны, а я весь в пыли, как та сука.

Где там Лада? В душ, что ли, к ней завалиться? Или дождаться в спальне?

Должно быть, она заперлась. Тогда второй вариант.

Горячие картинки разгоняют кровь. Но тут дверь в комнату внезапно открывается. Является Лада вся в трагическом образе и с горькой печалью вздыхает:

— Ты ещё здесь?

— А где мне быть? Или ты думаешь, раз мы переспали, то за свои косяки рассчиталась?

Ох, как она скрипит зубами!

Что примечательно, теперь я залипаю ещё больше. В чём, разумеется, под страхом смерти не признаюсь. Пускай побегает за мной, таким упёртым барышням полезно.

Глава 17

Лада

— Опять фотографироваться будем? — любезно уточняю я, радуясь возможности сменить скользкую тему.

Сложно вести себя как ни в чём не бывало, когда всё уже было. Неловкость, напряжение, статический треск в воздухе — всё это между нами усилилось в разы.

Марат сидит на краю кровати. Внешне расслабленный, рубашка расстёгнута, галстук небрежно намотан на кулак. Других деталей не подмечаю, вообще стараюсь не смотреть в его сторону, очень надо.

Молчание — эта неловкость, когда не знаешь, куда себя деть — словно петля на шее.

— Нет, мы будем планировать Новогоднюю ночь, — произносит он ровным, деловым тоном, чем вгоняет меня в откровенный ступор.

— А что планировать? Я буду пить шампанское у себя дома. Ты тоже взрослый мальчик, тусуйся где угодно. Знаешь же присказку: с кем встретишь Новый год, с тем его и проведёшь. В наших интересах не пересекаться.

— Сядь, — всего одно негромкое слово меняет атмосферу до неузнаваемости.

Мне даже не обязательно поднимать взгляд, чтобы увидеть выражение его лица. Словно Марат только и ждёт повода усадить меня самому. Бредово, но я прямо чувствую, как у него ладони чешутся!

Тихо выдыхая, провожу рукой по волосам.

Это сложно объяснить, но шанса ко мне прикасаться я давать не хочу. Не из вредности и тем более не потому, что мне может быть неприятно. Он умеет когда хочет, трогать так, что сердце ёкает. Возможно, причина как раз в этом.

— Требование как-то связано с моими косяками?

— Нет, с тем, что твой халат ни хрена не стал длиннее!

Ещё бы понимать, когда он