Котенок Шмыг, авария и полный мандарин! - Яна Лари
В салоне мне женственность кроя безумно понравилась! И цвет, благородный такой, пыльная роза. Но теперь на нервах не знаю, что и думать. Может, надо было выбрать что-то роковое, броское?
Мужчины ведь глазами любят. А я стараниями бабушки как дева из церковного прихода.
— Влюбляются не в локоны, балда. — Она бросает на меня авторитетный взгляд поверх очков и щёлкает пультом от телевизора. — Хотя... Кое-чего не хватает, пожалуй... Открой-ка второй ящик комода. Да не сверху, снизу считай! Вот его, да. Поищи, там среди пряжи есть шкатулка.
Серёжки с жемчугом. Они теперь мои?..
О, боже мой, сбылась мечта!
— Держи! — я притворяюсь равнодушной, но нетерпение зудит в руках помимо воли.
Как следствие, роняю шкатулку на паркет. Деревянная крышка отлетает за кресло, по полу катятся кольца и броши, а вставная челюсть клацает на нижних ветках ёлки!
— Артхаус, — хмыкает бабушка и показывает узловатым пальцем себе под ноги. — Коробку жестяную видишь? Забирай.
Значит, не серёжки. Что тогда?
Я с замиранием сердца открываю презент, мечтая зажмуриться от драгоценного блеска. Однако в нос мне ударяет пряный запах вишни.
— Леденцы?! — она прикалывается? — И что мне с ними делать?
— Когда мужчина говорит, ты доставай по одному и — ам! Глядишь, научишься молчать да слушать. Помянешь моё слово, этот твой расписной...
— Марат, — напоминаю как его по имени.
— Да-да, он от восторга таких тебе нашепчет непристойностей — от Маяковского вплоть до Мендельсона!
Бабулины советы порой страшнее кариеса. Но ведь работают!
Я вспоминаю тот момент в троллейбусе, когда вместо иголок выпустила чары: давка, шум, гам, условия, далёкие от лирики. Потом прикосновение к щеке и его взгляд — горячий, пристальный на мои губы. И сейчас я хочу закрепить результат. Когда он мной любуется, терпеть его паршивый нрав не так уж невозможно.
В дверь звонят. От волнения, кажется, воздух в лёгких горит!
— Ну, иди уже с богом, — бабушка слегка подталкивает меня тростью в спину. — И не забудь поблагодарить своего расписного за щедрость.
— Ах, точно, карта! Куда же она, чёрт возьми, запропастилась… — кидаюсь на поиски, хотя всё уже раза два перерыла.
— В надёжном месте, — флегматично произносит бабушка. И зная её домовитость…
— Много потратила? — Таращусь на неё с упавшим сердцем.
— Обижаешь, — фыркает она, переключая каналы. — Так, кое-что по мелочи прикупила в телемагазине. Ночник с вентилятором, скатерть, китайскую мазь для суставов из желчи дракона, очень хорошую. Заметь, не для себя брала, для дела. Пусть демонюга знает, что у моей хозяюшки в башке не только платья.
— Мазь. Из желчи дракона, — цежу вкрадчивым голосом.
Дракона! Мать его за ногу.
— Лада, деточка, съешь конфетку.
Господи, боже мой. Я с ними сахарный диабет заработаю!
Развернувшись на пятках, выхожу из комнаты.
За дверью ждёт Марат, тоже при полном параде. Ну то есть в своём повседневном: костюм, усмешка Джеймса Бонда, парфюм из слёз завистников.
Его потрясённый взгляд сходит по мне, как лавина.
— Выглядишь оху... ох и вечер меня ждёт! — наконец произносит он.
Хриплый голос звучит чуть ниже, чем обычно. Простыл или действительно ошеломлён?
Я чувствую, как вспыхивают мои щёки. Привычное желание съязвить щекочет нёбо.
— Спасибо, — выдыхаю, торопливо запихивая в рот леденец. Я сегодня собираюсь быть паинькой.
— Ну, поехали?
— Угу.
Мы молча садимся в машину. Едем и стоим на светофорах тоже молча. Но я чувствую, как напряжение играет в воздухе. Марат постоянно косит взглядом в мою сторону, а я слишком занята остервенелым рассасыванием леденцов, чтоб попросить его пялиться на дорогу.
В ресторане аншлаг. Люди в вечерних нарядах одновременно пьют шампанское и облизывают друг друга взаимными комплиментами. Редкие творчески одарённые парочки бродят по залу, обсуждая рисунки моих учеников.
Фуршет уже в самом разгаре. В глазах моментально начинает рябить от улыбок и непривычной роскоши. Мне не по себе. Я не то чтобы в таких местах не ела, а даже с улицы запаха подобных яств не нюхала!
— Не так уж и плохи твои дела, да?
Марат наклоняется к моему уху непозволительно близко.
— Будем честными. Они все пришли только ради Шторма, — обжигает он дыханием мою шею и плечо. — Пойдём, нужно поприветствовать гостей.
Он берёт меня за локоть и решительно ведёт к сцене. Наверно, хочет заодно подтвердить наш бурный «роман».
— Друзья, добрый вечер! — уверенно, громко звучит его голос. — Спасибо, что собрались здесь, чтобы поддержать доброе дело. Напомню, что все вырученные средства будут отправлены в приют для братьев наших меньших.
Толпа энергично аплодирует, разогретая предстоящим шоу и шампанским.
— Но прежде чем я передам микрофон аукционисту и мы начнём торги, хочу представить вам особенного человека — девушку, чья доброта спасла не одно бездомное животное. — Марат поворачивается боком к залу и делает шаг назад, позволяя мне оказаться в центре внимания. Его взгляд становится неожиданно мягким, когда он проникновенно продолжает речь: — Знакомьтесь, это Лада. Моя прекрасная невеста.
Я стою рядом с ним в шикарном светлом платье, как будто специально по случаю подобранном, и тихо офигеваю.
Господи, что он мелет? Совсем дурак заврался!
Как он собирается выкручиваться? Дела его рано или поздно снова пойдут в гору, и что тогда? Про мимолётный роман поговорят и забудут, но... невеста?!
Уже завтра новость появится всюду! Не так уж много в городе завидных женихов.
— Это что ещё за самодеятельность? — Поворачиваюсь к Марату, но он как ни в чём не бывало затыкает мне рот поцелуем.
Вот это я погрызла леденцов. Всё, как предсказывала бабушка — вплоть до Мендельсона!
Глава 20
Марат
— Зачем ты представил меня как свою невесту? — шёпот Лады не звучит как наезд, но, скорее всего, им является.
Её понять можно. Я бы сам себя облаял за такие выкрутасы. Кто такое говорит без подготовки?
Но и меня понять нужно. Чего она ожидала? Я не привык, что Лада молчит. Элементарно не знаю, как реагировать. Все эти женские уловки как дефиле по льду на каблуках — непостижимо для мужского разума!
— Я всё понимаю, предложение делают с кольцом, — говорю как есть, без утайки. — Но, во-первых, я не планировал, это экспромт.
Лада вскидывает на меня взгляд, её глаза кажутся больше обычного. Почему она так смотрит? Каких слов ждёт?
Как объяснить, что её кроткий нежный образ лишает меня дара речи? Что я сдался в тот момент, как она открыла мне дверь в этом проклятом платье, сияя безмятежностью и чистотой, будто ангел.
— А во-вторых, нечего было меня искушать! — добавляю