Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ) - Барских Оксана
– Что это такое, Варвара? Ты объяснишь нам, что это за мужчина и почему он тебя обнимает? – прищуривается мама, неверяще разглядывая руку Андрея на моем боку.
Мне немного непривычно, что он меня вот так касается, так как мы вообще практически никогда так близко друг к другу не находимся, да и о таком не договаривались, но опровергать их сейчас будет глупо. Его появление мне на руку, так что хоть так я надеюсь избавить родителей от их тщетных надежд, что им удастся вернуть одну из овечек в стойло. Я больше овцой оставаться не собираюсь.
– Это мой мужчина. Андрей, – представляю я его и вижу, каким негодованием горят глаза матери, в то время как отец краснеет, а на его скулах играют желваки. Ростом он значительно ниже как Глеба, так и Андрея, полноватый, с двойным подбородком. Даже захоти он кинуться на мужчину, победу одержать не удалось бы.
– Говорил я тебе, потаскуха из нее вырастет. Вон, не успела от мужа уйти, уже себе хахаля завела. Тьфу, бесстыдница!
Отец сплевывает на землю, а мне становится обидно и неприятно.
– Держите себя в руках. Еще одно слово, и я не посмотрю на то, что вы отец Вари, – предупреждающе говорит Андрей и слегка задвигает мне себе за спину.
– Нашелся защитничек, – ворчит отец, но сжимает зубы. Это на словах он боец, а в реальности на такие подвиги не способен. Только мать и поколачивал по молодости, пока силы были.
– Варя! – выдыхает мама и хватается рукой за грудь со стороны сердца. – Ты в могилу хочешь меня загнать, Варвара? Неужели ты изменила Глебу?!
Несмотря на ее возмущение, она не кричит, находится в слишком большом потрясении, даже дар речи на время после теряет. Я же пожимаю плечами, не собираясь оправдываться.
– Это Глеб мне с Зиной изменил, мама, если ты не забыла. Я подала на развод и теперь строю свою личную жизнь. Хотите считать меня блудницей – считайте. Мне всё равно. Если это всё, о чем вы хотели со мной поговорить, то вы с отцом только зря потеряли время. К Глебу я никогда не вернусь. Идем, Андрей, я что-то подустала.
К счастью, нас никто не останавливает. Кажется, им нечего сказать, но я не обольщаюсь. Они скоро придут в себя и начнут терроризировать мой телефон звонками, но к этому времени я уже буду готова к разговору с ними. Это сейчас они застали меня врасплох, но больше этого не произойдет.
– Что они от тебя хотели? – спрашивает меня Андрей, когда мы отъезжаем подальше.
– Чтобы я вернулась к Глебу, что же еще. Хотят, чтобы Зина тайно родила, а мы с ним усыновили этого ребенка.
– Ты не шутишь? – удивленно спрашивает Андрей.
– Не удивляйся. Мои родители – люди своеобразные. Кольку, братишку моего, только жалко, как он будет в этой семье расти.
Младшего брата я и правда люблю, ведь в отличие от наших родителей и Зинки, он был таким же отщепенцем в семье, как и я. Хотел жить в городе, получить образование и найти работу в офисе, а не работать на свиноферме или ездить на тракторе, вспахивать поле. У него есть мечты, которыми он делится только со мной, так как никто в семье его больше понять не сможет.
– Ты могла бы его в город забрать.
– Куда? Я сама в твоем фургоне на птичьих правах живу. Скоро рожать, а я до сих пор не решила вопрос с квартирой. Глеб в чем-то прав, не на дачу же к тебе его приносить после родов. К счастью, подруга скоро из-за границы возвращается, обещала приютить меня.
– Кстати, об этом, Варь. У моей мамы квартира есть, доставшаяся ей от бабушки. Сдавать она ее не хочет, да и там ремонт делать надо. Лет тридцать не делался. Она предложила, чтобы ты там пожила, сколько понадобится. За квартирой присмотришь, а насчет оплаты не переживай. С тебя только коммуналка. И скажу сразу, возражения она принимать отказывается. Так и передала.
Я улыбаюсь, так как это и правда похоже на Веру Трофимовну.
– Я не могу, Андрей, я и так слишком много пользуюсь твоей добротой. Ты даже не обязан время мне уделять, не то что жилье. Мне элементарно стыдно.
– Мама так и предполагала, что ты скажешь нечто подобное, поэтому прислала тебе голосовое, которое, как она меня уверила, убедит тебя принять помощь. И кстати, мне слушать запретила, так что послушай в наушниках, держи.
Я не возражаю, когда на светофоре Андрей достает телефон с наушниками и протягивает их мне.
– Варечка, я знаю, что тебе гордость не позволит принять такую помощь. Ты, наверное, считаешь, что чужой добротой пользоваться нельзя, и что ты должна со всем справиться сама, но послушай меня, пожалуйста. Ты даже не представляешь себе, как мне это всё знакомо. Я ведь была когда-то на твоем месте. Беременная, без работы и денег, еще и Андрейка маленький был на руках. Родители мои умерли еще когда мне было десять, так что родных у меня практически не осталось. Податься было некуда, а домик в деревне был уже под снос. В моей жизни тогда случайно появилась Мария Олеговна, с которой я иногда сталкивалась в продуктовом магазине и перекидывалась парой слов. Когда нас выгнали со съемной квартиры, я сидела несколько часов на лавочке внизу, отправив Андрея играться на детской площадке, а сама плакала, думая, что мы обречены. Такой баба Маша и увидела меня, когда возвращалась от подруги, а как узнала, в каком мы положении, даже слушать не стала моих возражений и извинений, что стесняем ее. Так что Любочку, когда она родилась, я привезла в квартиру к бабе Маше. Мы жили у нее еще года три, пока я не встретила своего ныне покойного мужа Диму. Мы стали с ней друг другу семьей. Андрей и Люба всегда считали ее родной бабушкой, а я нашла в ее лице маму, которую потеряла давно. Она завещала мне свою квартиру и… Когда я благодарила ее за то, что много лет назад она не прошла мимо, она сказала мне то, что навсегда отпечаталось у меня в голове.
Вера Трофимовна делает паузу, так как ее голос дрожит и прерывается. Чувствуется, что бабу Машу она очень сильно любила и до сих пор по ней скучает.
– Она просила меня не проходить мимо чужой беды и помогать людям, как это старалась делать и она. И когда я встретила тебя, я… Я поняла, что это мой долг бабе Маше. Помочь такой же женщине, которая находится в беде.
Меня трогает эта история, и я опускаю глаза, так как они уже на мокром месте.
– Так что не отказывайся, для меня это очень важно. Баба Маша была бы рада, что сейчас в ее квартире будешь жить ты.
Аудио заканчивается, но я не спешу отдавать телефон обратно Андрею. Мои руку мелко трясутся, и я стараюсь выровнять дыхание, чтобы не расплакаться. Гормоны шалят, вынуждая меня реветь чуть ли не по любому поводу, а последнего в моей жизни сейчас хоть отбавляй.
– Ну так что? Куда едем? – спрашивает Андрей, когда видит, что я задумчиво смотрю вдаль, отложив наушники.
– На дачу.
Он мрачнеет, услышав мой ответ, а я слегка улыбаюсь, чувствуя, как внутри всё теплеет. Кто же знал, что мне помогут чужие люди, в то время как родная семья будет вставлять палки в колеса.
– Ты уверена? – спрашивает он расстроенно, сворачивая на трассу.
– Уверена. Нужно же вещи забрать, как я буду в квартире твоей мамы без них. Ни зубы не почистить, ни переодеться. Да и сумку для роддома мне всегда при себе надо держать.
Настроение Андрея меняется с минуса на плюс моментально. Он веселеет, и от расстройства не остается и следа. Даже морщинки на лбу разглаживаются. А затем он снова слегка хмурится, но уже обеспокоенно.
– А когда тебе рожать, Варь? Какой у тебя срок?
Он опускает тревожный взгляд на мой живот, а я в этот момент чувствую, как сиденье подо мной становится мокрым.
– Ой. Кажется, я рожаю!
Лицо Андрея бледнеет, и я касаюсь его руки, пытаясь успокоить. Это я была готова к такому исходу рано или поздно, а он ведь даже не отец ребенка, так что совсем не знает, что делать.
– Давай сначала на дачу, Андрей, мне нужно вещи взять, а потом в больницу. Время есть.
Кажется, моя уверенность приводит его в чувство, а я всю дорогу молюсь, чтобы поскорее оказаться в больнице. Это на вид я кажусь уверенной, а вот в реальности это моя первая беременность, о которой я знаю только из интернета. И кажется, в конце концов это доходит и до Андрея. Так что на обратном пути в город он вызванивает мать и просит ее приехать, поддержать меня на родах.