После развода. Верну семью снова (СИ) - Кароль Анита

− Мама… ты еще не ушла? – встрепенулась Юлька и сразу нырнула рукой под подушку. Вытащила смартфон, глянула в него и снова убрала.

− Надоела тебе уже? Уйду сейчас… кто папашка−то? – вопрос естественный и мучает меня второй час.

− Да… никто.

− Так не бывает, у всех есть отцы и матери. Или, хочешь сказать, что сама не знаешь? – прищурилась. И так бывает. Последствия студенческих вечеринок. – Ну и ладно, воспитаем.

− Да знаю я, кто отец… просто… − Юля побледнела и откинулась на подушку. Закрыла лицо руками. Ей страшно это произнести будто.

− О, боже… тебя изнасиловали? – опускаюсь на край дочкиной кровати, готовая выслушать и пожалеть свою кровиночку.

− Мам, не выдумывай, − усмехается, даже фыркает на мою нелепую «догадку». – Просто тебе не понравится отец моего ребенка… ты будешь злиться.

Смотрю на внука. Рыженький… я ничего не имею против рыжих, лишь бы человек был хороший. Наш разговор прерывает Стас. Протискивается в палату с огромным букетом, кучей шаров и плюшевым белым медведем в человеческий рост почти.

И еще умудряется Егорку держать. Надо же, не меняется, такой же романтик. Он отпускает сынишку на пол, а сам сграбастывает Юльку в охапку, заваливая ее подарками. Как меня, когда она родилась.

− Мама.

Мальчик подошел ко мне так незаметно, пока я любовалась на первую встречу деда с внуком. Даже вздрагиваю. Егорка тянет руки ко мне, просится, чтобы взяла. Отказать не могу, поднимаю его и обнимаю. Вместе смотрим, как Исаев умиляется внуком.

Через полчаса нас выгоняют, мамочке нужно отдыхать. Мы прощаемся с дочкой и малышом. Так непривычно, у меня до сих пор в голове не укладывается, что я бабушка.

− Как тебе статус деда? – останавливаемся, чтобы одеть Егорку, на улице осень и дождь накрапывает.

Мимо нас проходит мужчина в белой накидке, прикрывая лицо букетом. А я слежу за ним, знакомый будто. Он опасливо оглядывается и ныряет в палату моей дочери. Догадка опаляет мозг. Забываю про Исаева. Он говорит что−то, но я уже бегу обратно к палате.

Степка!

Что он забыл здесь? Мужу моей сестры нечего делать у моей Юльки, если только… Вот гаденыш!

Вот почему Катюшка разговаривала со мной сквозь зубы. Этот ее поганец склонился над кроваткой моего внука и делает предположения, на кого он похож.

− Ты чего так рано? Мои еще не ушли, спалят ведь, − шипит на Степку Юлька.

− Да и ладно, все равно узнают. Я ушел от жены, квартиру снял пока для нас. А потом в твою квартиру переедем, снимать дорого.

− Губу закатай, мерзота! – толкаю дверь и делаю шаг через порог. – Вот значит, как, доченька! У любимой тетки мужика увела… А я думала, чего все тихушничаешь, а оно вон как!

Наступаю на Степку, хватаю с кровати букет и замахиваюсь. Мне так больно и обидно сейчас. Горит все внутри. Это предательство высшей категории. А что там теперь с моей сестренкой? Она все по врачам бегает, пытается родить от этого козла похотливого.

А он тут родил уже себе, оказывается. Бью не глядя, сзади меня кто−то тащит, разнимает. Выдохлась и прическа растрепалась, волосы на лицо упали. Букет в лохмотья, и голос осип, орать.

− Оля… да брось. Пошли отсюда, − слышу возле уха голос Стаса и теперь на него злость моя оборачивается.

Кто в грудь бил, что дочь воспитал? Кто укорял меня, что не до ребенка было. Воспитатель!

Юлька забилась в угол кровати и смотрит обиженно. А храбрец−папашка за кроватку с ребенком прячется. Герой!

− Вот тебе, а не квартира Юлькина, − показываю дулю. – Завтра же на продажу выставлю. Сам содержи теперь и ее, и своего…

Смотрю на малыша и мне безумно жаль, что он отец моего внука. Но ребенок рыжий, а Степка светлый.

− Я тест на отцовство сделаю. Не верю, что моя дочь такая дура, чтобы рожать от тебя.

− Женщина, не выйдете отсюда, я охрану вызову, − угрожает кто−то за спиной. – Все отделение своими воплями взбудоражили.

− Да ухожу уже, − бросаю не глядя. Потом снова на Степку смотрю испепеляюще. Отдышаться никак не могу. – А ты… ты у меня попляшешь еще. Чтобы я тебя больше не видела. И тебя, доченька, тоже. Тварь выросла, даже семью не пощадила, распотрошила… не дочь, а одно разочарование.

Иду на выход, чеканя шаг. Мне надо к Катюшке. Она там при смерти, наверное. Астматик же, а тут такой стресс. Названиваю, она трубку не берет.

Едва могу найти свою машину на парковке, хотя стоит перед носом. Вся расфокусированная. Хорошо, что дождь охлаждает лицо и становится легче. В голове горит, дышать тяжело, будто тоже астма началась.

Предательство… оно убивает. А предательство родных, как пули разрывные. На клочки рвут изнутри. Представляю свою сестренку сейчас. Понимаю, что ехать к ней бесполезно, даже не откроет.

Остается надеяться, что ее не сразил приступ астмы. И не сделала с собой ничего. Но вроде не должна, она у нас девочка благоразумная.

− Оль, ты бы за руль не садилась в таком состоянии, − догоняет меня Стас. – Давай я тебя отвезу, а завтра машину заберешь.

Хочется и на него наорать, избить. Поворачиваюсь и желание пропадает. Он тоже в шоке видимо, ребенку шапку задом наперед надел. Подхожу и поправляю как нужно, не терплю, когда что−то неправильно.

Егорка тянется ко мне, собираясь захныкать, кривит губешки. Забираю ребенка, обнимаю его. И тут что−то происходит. Будто кран открыли. Слезы сами бегут по щекам, смешиваясь с дождинками.

Исаев заталкивает меня буквально в свою машину. Отбирает сына, который упирается, не хочет покидать моих объятий. Усаживает его в детское кресло. Потом достает бардачок и протягивает мне пачку салфеток.

− Отвези к Кате, − прошу, вдруг сестра откроет.

Я теперь тоже для нее враг, наверное. Косвенно. И ничего не значит тот факт, что я только что все узнала.

− Ты бы не трогала ее с денек, − Исаев тоже знает повадки моей сестры. – Завтра поговорите, когда отойдет.

Киваю. Если дозвонюсь, то и среди ночи к ней поеду. Пишу сообщение, что я ничего не знала. Но и спустя час оно не прочитано. Стас привозит меня к себе, под предлогом того, чтобы я на мать не наезжала, пока не остыла.

Я сначала сижу в машине, выходить не хочу.

− Мама, поси, − мальчик тащит меня за руку, упирается всеми силами.

А Стасу его усилия только на руку. Ведь ребенок, ему не докажешь ничего. И что не я его мама, тоже не докажешь. Все равно не поймет. Сдаюсь на милость маленького танка.

Он отпускает мою руку, удостоверяясь, что иду следом и бежит вперед, неуклюже подпрыгивая. Падает, у меня аж сердце замирает, бегу, чтобы поднять, но Стас останавливает.

− Сам справится. Мужик же.

Егорка кряхтит, но не плачет, поднимается, смотрит на свою мокрую куртку и цокает. Так смешно, даже немного настроение поднимается. И правда, маленький мужичок.

Глава 26

− Идем ужинать, − зовет Исаев. А я зависла в детской, сидя на маленьком стульчике. В руках игрушечный паровозик, Егорка дал. – Оль, да ладно тебе. Это жизнь.

Меня будто волнами накрывает. То волна омерзения от поступка дочери. То волна вины, это я упустила свою малышку. То волна горечи… жизнь моя треснула, когда Егорка появился в нашей с мужем жизни. А теперь она разлетелась на мелкие осколки. И не только моя жизнь. Моя сестренка, нежная и ранимая Катюшка пострадала.

А я даже не знаю, как она там, в своей квартире. Снова и снова звоню, но она не берет трубку. Не отключила телефон, и это страшно. Лежит без сил, наверное, депрессует.

− Я не хочу есть. Поеду к сестре, прощения вымаливать. Воспитатели мы с тобой хреновые оказались, раз такую тварь выросла. Крыса… в своей же семье…

− Это жизнь, − повторяет Исаев. – Вот если я тебя любил, то и на сторону не смотрел, так меня никто и не увел из семьи. А если Степка увелся так легко, то зачем он Кате?

− Не увел? А почему у нас тогда семьи нет? – меня начинает трясти, истеричный смех вырывается из груди. – И что, тебя кто−то соблазнял? Что−то не помню такого.