(Не) райский отпуск с боссом - Рия Рейра

Она сидела на коленях и рыдала, а океан шептал ей свои вечные, бессмысленные слова, и звезды, молчаливо наблюдали за тем, как рушится ее прекрасный, хрупкий мир.

Глава 29

Она не знала, сколько времени просидела на песке, пока дрожь не стала сотрясать ее с такой силой, что зубы выстукивали дробь. Слезы высохли, оставив после себя стянутую, соленую кожу и пустоту, глубже и чернее, чем океанская бездна перед ней.

Шаги послышались сзади. Тяжелые, неспешные. Она не обернулась. Что бы это ни было — он, охрана, чтобы выпроводить ее, или сама Виктория, пришедшая добить, — ей было уже все равно.

Он опустился на песок рядом с ней. Не касаясь. Просто сидел, глядя на ту же черную воду.

— Ее отец, — начал он тихо, и его голос был хриплым, лишенным привычной уверенности, — спас жизнь моему отцу. Во времена, когда это было непросто. Наши семьи связаны. Долгами, которые не оплатить деньгами.

Анна молчала, уставившись в темноту.

Он рассказал ей все. О том, что его отец и отец Виктории были партнерами, скрепившими свое деловое сотрудничество старомодным способом — помолвкой детей. Ему было шестнадцать, ей — пятнадцать.

— Первый раз я увидел ее на официальном ужине. Она была как фарфоровая кукла. Идеальная, холодная, без единой живой эмоции на лице. Мы поговорили ровно пять минут — о погоде и о предстоящих экзаменах. Потом наши отцы заключили сделку, выпили коньяк, и моя судьба была решена.

— Но почему ты не отказался? — не удержалась Анна. — Когда выросли?

— Отказаться? — он посмотрел на нее с легкой усмешкой, как на ребенка, говорящего наивные глупости. — Ее семья спасла моего отца от банкротства в девяностые. Долги, которые нельзя оценить в деньгах. Отцы — крёстные друг у друга. Наши семьи — как переплетенные корни двух старых деревьев. Попробуй вырвать одно, погибнут оба. Это не брак. Это стратегический альянс. А для таких альянсов нужны надежные фланги. Жена-ширма, не склонная к скандалам, была идеальным решением.

— А она? Она согласна на это?

— Виктория? — он задумался. — Она воспитана в тех же принципах, что и я. Ее мечты, ее желания ничего не значат перед лицом долга перед семьей. Ее брак — это ее вклад в общее дело. Она получает статус, деньги, положение. И… свободу. Такую же, как и я. Мы договорились не мешать друг другу в личной жизни, пока это остается за закрытыми дверями. Она не злодейка, Анна. Она такая же заложница этой системы, как и я. Просто она смирилась с этим гораздо раньше и нашла в этом свое извращенное удовольствие — удовольствие от власти и принадлежности к клану.

Он говорил спокойно, но Анна слышала в его голосе горечь и усталость от этой многолетней лжи.

— И ты… смирился? — прошептала она.

Он долго смотрел на звезды, а потом перевел на нее взгляд. В его глазах горел уже знакомый ей огонь — огонь охотника, но на этот раз в нем была и тень надежды.

— Я привык. До тебя. Ты появилась и показала мне, что можно дышать полной грудью. Что можно хотеть не просто владеть, а… чувствовать. Ты разрушила все мои схемы, Анна. И я до сих пор не знаю, благодарить тебя за это или ненавидеть.

Эти откровения перевернули ее представление о нем. Он больше не был просто тираном. Он был продуктом чудовищной системы, человеком, с детства лишенным выбора и любви. Его стремление все контролировать было не врожденной жестокостью, а единственным известным ему способом выжить в мире, где его самого использовали как пешку.

— С Викторией был брачный контракт. Не любовь. Не страсть. Сделка. Для объединения активов. Для прикрытия… — он замолчал, подбирая слова. — Для прикрытия моих личных предпочтений. Она знала. Всегда знала. Ее устраивала роль жены-ширмы.

Он бросил в воду камень. Плеск прозвенел неестественно громко.

— Он повернулся к ней, и в лунном свете его лицо было искажено болью. — И я перестал быть осторожным. Перестал хотеть быть.

Она сжала пальцы на песке, чувствуя, как острые ракушки впиваются в кожу.

— Почему ты не сказал мне сразу? — ее голос был безжизненным, плоским.

— Потому что боялся, — признание прозвучало тихо, с трудом. — Боялся, что ты увидишь в этом еще одну игру. Еще один контроль. Или… что ты просто уйдешь. Не поняв.

— А теперь я должна понять? — она наконец посмотрела на него, и в ее глазах бушевала буря из боли и гнева. — Понять, что я стала причиной скандала? Что я «развлечение», которое выставило твою личную жизнь напоказ?

— Нет! — его рука резко сжала ее плечо, заставляя вздрогнуть. — Ты стала причиной того, что я захотел все это порвать. Мне не нужен контракт. Не нужны прикрытия. Я хочу тебя. Только тебя.

Он говорил с такой яростной искренностью, что ей захотелось ему верить. Так сильно захотелось, что это было больно.

— Она не отступит просто так, — прошептала Анна, ощущая ледяную тяжесть реальности. — Ее семья… твоя семья…

— Я разберусь, — его пальцы разжались, стали гладить ее плечо, согревая озябшую кожу. — Дай мне время. Доверься мне в этом.

— Я не могу, — она покачала головой, и свежая волна слез подступила к глазам. — Я не могу снова быть в подвешенном состоянии. Ждать, пока ты «разберешься». Я не… я не еще один твой «проект», Арсений.

Он замолчал, и в его глазах читалась борьба. Борьба между желанием обладать ею здесь и сейчас и пониманием, что сейчас он может потерять ее навсегда.

— Уезжай, — сказал он наконец, и слова, казалось, резали ему горло.

Она вздрогнула, не ожидая этого.

— Что?

— Уезжай в Москву. Вернись к своей жизни. К своей работе. Закончи «Атмосферу» там. Без меня. Без всего этого, — он махнул рукой, очерчивая курорт, океан, их общую клетку из роскоши и лжи.

Она смотрела на него, не понимая.

— Это… проверка?

— Нет, — он горько усмехнулся. — Это капитуляция. Я отпускаю тебя. Потому что иначе ты будешь страдать. И я не переживу этого.

Он встал, отряхивая песок с брюк. Он снова был тем самым Арсением Кронским — холодным, недоступным, принимающим решения.

— Рейс завтра утром. Твои вещи отправят позже. — Он бросил на нее последний взгляд, полный такой тоски, что у нее перехватило дыхание.

Он развернулся и пошел прочь по пляжу. Его фигура медленно растворялась в темноте, пока не исчезла совсем.

Анна сидела на песке, обняв