(Не) райский отпуск с боссом - Рия Рейра
Глава 28
Идиллия длилась три дня. Три дня, когда мир сузился до него, до проекта, до его взгляда на совещаниях, до его прикосновений ночью. Три дня, когда Аня позволяла себе забыть, что у этой сказки есть не только «золотой сейчас», но и «завтра», наполненное туманом неопределенности.
На четвертый день туман рассеялся, явив свое настоящее лицо.
Она возвращалась с ужина с командой — небольшого, шумного празднования успеха с сингапурцами. Она шла по тропинке к своей вилле, напевая что-то под нос, чувствуя легкое головокружение от двух бокалов вина и всеобщего обожания.
И замерла.
Дверь в ее виллу была открыта. Изнутри лился яркий свет и доносились голоса. Не его. Чужие.
Сердце ее упало. Она резко рванулась вперед, толкнув дверь.
В гостиной, среди ее разбросанных эскизов и образцов тканей, стояла женщина. Высокая, худая, с идеально уложенными пепельными волосами и в костюме, который стоил больше, чем годовая аренда Аниной квартиры в Москве. Рядом с ней суетились два человека, упаковывая в дорожные чехлы несколько платьев из гардероба Анны.
Женщина обернулась. Ее лицо было красивым, но холодным, как маска. Глаза, цвета зимнего неба, медленно, с убийственной презрительностью, осмотрели Аню с ног до головы.
— А, — произнесла она, и ее голос был тонким и ледяным. — Та самая «подающая надежды». Арсений всегда питал слабость к… благотворительности.
Анна стояла как вкопанная, чувствуя, как винный хмель мгновенно испаряется, сменяясь леденящим ужасом.
— Кто вы? — выдохнула она. — Что вы здесь делаете?
Женщина улыбнулась. Улыбка не дотянулась до ее глаз.
— Я? — она сделала шаг вперед, и ее духи — что-то тяжелое, цветочное — ударили Анне в нос. — Я — Виктория. Невеста Арсения. А это, — она обвела рукой комнату, — моя будущая летняя резиденция. И мне не нравится, когда в моих вещах копошатся чужие… насекомые.
Слово «насекомые» было произнесено с такой плотоядной нежностью, что по коже Анны побежали мурашки.
— Здесь какая-то ошибка, — попыталась она сказать, но голос ее предательски дрогнул. — Меня поселили сюда администрацией отеля.
Виктория рассмеялась. Звонко, безрадостно.
— Милая моя, администрация отеля делает только то, что скажет Арсений. А Арсений… — она снова окинула Аню уничижительным взглядом, — он иногда позволяет себе маленькие… вольности. Пока я не приеду и не наведу порядок.
Она подошла к столу и взяла со стола тот самый футляр с золотым браслетом. Приоткрыла его.
— Ах, вот он где. Я искала его для вечера в посольстве. — Она захлопнула футляр и бросила его в свою сумку. — Спасибо, что присмотрела.
Анна чувствовала, как земля уходит из-под ног. Все — его слова, его прикосновения, его подарки — все превращалось в прах, в жалкую, пошлую ложь.
— Он… он ничего не сказал, — прошептала она, и это прозвучало как детский лепет.
— Он и не скажет, — Виктория снова улыбнулась. — Он просто перестанет приходить. Перестанет звонить. Он найдет себе новую игрушку. А ты… — она пожала плечами, — ты вернешься в свой московский офис. Или где ты там работаешь? И будешь вспоминать этот месяц как странный, дурной сон.
Она сделала знак своим людям, и те, взяв чемоданы, вышли из виллы.
— Я советую тебе собрать свои вещи и съехать к утру, — сказала Виктория на прощание, останавливаясь в дверях. — Не усложняй себе жизнь. Ты уже и так выглядишь достаточно жалко.
Дверь закрылась. Аня осталась одна посреди опустевшей, оскверненной виллы. Воздух все еще пах чужими духами.
Она медленно опустилась на пол, обхватив колени руками. Внутри была пустота. Тихая, беззвучная пустота, в которой медленно, неумолимо, начинала прорастать боль.
Она сидела так, не зная, сколько времени прошло. Пока снаружи не раздались шаги. Быстрые, решительные. Его шаги.
Дверь распахнулась. На пороге стоял он. Его лицо было бледным, глаза горели.
— Анна, — он сделал шаг к ней, но она отпрянула, как от удара.
— Не подходи, — ее голос прозвучал хрипло, чужим. — Твоя невеста уже навела здесь порядок. Кажется, я лишняя.
Он замер, и на его лице мелькнуло что-то похожее на боль. Или на ярость.
— Виктория не моя невеста. Не в том смысле, как она это представляет.
— О, — она горько рассмеялась. — А в каком? Она просто зашла на огонек? Пока я была на ужине? Забрать свои браслеты?
— Это сложно, — он провел рукой по лицу, и впервые за все время она увидела его по-настоящему уставшим. — Ее семья… наши семьи… Это долгая история.
— Расскажи, — она поднялась на ноги, и вся ее боль, все унижение вырвались наружу. — У меня как раз есть время. Пока твои люди выносят мои вещи!
— Никто не вынесет твои вещи! — его голос прозвучал громко, почти по-звериному. Он схватил ее за плечи, заставив смотреть на себя. — Ты никуда не уйдешь. Ты останешься здесь.
— В качестве кого? — она вырвалась из его рук, ее глаза наполнились слезами гнева. — Твоей тайной любовницы? Твоей потаскушки на два часа в день, пока твоя «не невеста» не приедет с проверкой?
— Перестань! — прикрикнул он, и его глаза вспыхнули. — Ты не понимаешь…
— Я понимаю все! — крикнула она в ответ. — Я понимаю, что была для тебя развлечением! Сложной игрушкой, которую можно было тренировать, учить, наряжать… а потом просто выбросить, когда придет твоя настоящая жизнь!
Она схватила со стола тот самый кожаный браслет, который он подарил ей, и швырнула ему в лицо.
— Забери свою подачку! Мне не нужно тщеславие! Мне не нужно… — ее голос сорвался, и слезы, наконец, хлынули ручьем. — Мне не нужно было… влюбляться в тебя…
Последние слова она выдохнула уже почти беззвучно, сгорая от стыда и боли.
Он замер, глядя на нее, и что-то в его лице переломилось. Гнев ушел, сменившись чем-то сложным, тяжелым.
— Анна… — он сделал шаг к ней, но она отшатнулась.
— Не трогай меня. Никогда больше не трогай меня.
Она развернулась и побежала. Не в свою спальню — туда, где все еще витал запах духов той женщины, — а наружу, в ночь. К океану.
Она бежала по песку,
