Развод на новый год - Лена Тэсс

- Никогда, - честно отвечаю я.

- Замечательно, просто отлично.

Он хлопает мне как в театре. И шепчет так же: эффектно, по-театральному, как будто где-то за спиной спрятались зрители и не дыша следят за премьерой.

- Макс, уймись. По документам у моего сына есть отец. Ты - недоразумение в нашей жизни, и о твоем существовании Степа не должен был узнать.

- Ты себя вообще слышишь?

- Да. И очень хорошо. - От нервов я вся дрожу, но стараюсь не подавать вида. И кажется это работает против меня, мое хладнокровное спокойствие до одури бесит Макса.

Он упирается кулаками в стол и нависает надо мной как скала.

- Завтра ты соскакиваешь с дела Исмаиловых. Публично, при всех. Конечно Тигран в курсе ребенка, и это ясно как день всем, кроме одной очень крутой юристки.

- Хватит, - я киваю в сторону стула. Если не сядет сам, встану и заставлю сесть. Он давно не главный мужчина в моей жизни и давлеть над собой ему я больше не позволю.

- Хватит что? Хватит врать? Хватит играть в эту странную игру, где мы пытаемся сделать друг другу больно? Ты выиграла, Соня, все! Я растоптан, размазан, ты победила, чего ты еще хочешь?

- Как можно говорить о моей победе, когда ты еще живой, - как бы между прочим замечаю и я вижу, как глаза Титова снова загораются огнем. Погано. Потому что мне это нравится, это заставляет собраться, и вновь разгоняет по венам позабытый азарт.

Макс тяжело дышит и что-то шепчет себе под нос. Не сразу, но я слышу, как он считает до десяти и обратно. Зря, лично мне этот прием ни хрена не помогает.

- Соня, Исмаилов нанял меня специально, чтобы получить рычаги воздействия на тебя. В его парадигме мира я должен заткнуть свою распоясавшуюся бывшую, а иначе… иначе…

- Никакого иначе не будет, Макс. Сегодня Арина Сергеевна заберет Степу на дачу, там они пересидят, пока я не утрясу все в городе.

Он в привычном жесте закидывает руку за затылок, но не может схватиться за волосы, потому что вместо прически там короткий ежик, оголяющий шрам. Все это время Максим старался поворачиваться ко мне другой “здоровой” стороной лица. Но сейчас ему все равно. Он крутит головой в сторону, будто пытается осмыслить увиденное. Будто не верит до сих пор.

- Ты идиотка или притворяешься? - Я вздрагиваю, когда Титов наклоняет лицо к моему. Теперь нас разделяет несколько сантиметров, а мою кожу опаляет жар его дыхания. Я даже не успеваю обидеться, потому что в следующую секунду Макс добавляет: - Если бы не предвыборная кампания, Исмаилов бы тебя давно грохнул и обставил все за несчастный случай. Ты это понимаешь?

- Я не смогу бросить своего клиента, ей нужна помощь. - Упрямо повторяю я. - И я доведу дело до конца.

- Хорошо. Возможно у тебя тяга к суициду, которую я раньше не замечал. Хочешь эффектно умереть, пожалуйста. Ты свои решения сама принимаешь! Наш мальчик, ты о нем думаешь вообще?!

- Каждый день, Титов! Каждый Божий день я думаю о своем сыне! - В ответ я перехожу на крик, такой громкий, что сама пугаюсь.

Отлично, полчаса с бывшим мужем расшатывают мои нервы напрочь! Титов с осуждением смотрит на меня, потом переводит взгляд на дверь, за которой коридор и детская комната. Черт! И как это у Макса получается контролировать себя? Я вот едва балансирую на грани и хочу плакать, орать, бить посуду.

- Успокойся.

О нет, от этих слов меня накрывает еще сильнее. Я трясусь и не сразу замечаю, как мне протягивают стакан с водой. Клацаю зубами по стеклу не в состоянии сделать даже глотка. Если Макс не драматизирует, если не пытается набить себе цену и запугать меня, то все очень и очень плохо.

- Сегодня же я найду для Степана охрану, - уже спокойно продолжает Титов. - Ты отказываешься от дела. Мое присутствие здесь тогда тоже теряет смысл. По хер, что там с этими Исмаиловыми, пускай делают что хотят. Когда шумиха немного уляжется, я перевезу вас с сыном в Москву.

- Этого не будет, - шиплю я в ответ.

Титов равнодушно жмет плечами.

- Ладно, тогда я переезжаю сюда. У тебя на этаже четыре квартиры, уверен, одну из них мне обязательно продадут.

- Не мечтай. Никто в нашем доме не планирует съезжать.

- О, милая, за те деньги, которые я готов предложить, твои соседи в очередь встанут, лишь бы продать мне свою квартиру. - Макс хмурится и продолжает другим, совершенно “домашним” голосом. - Сонь, свари, пожалуйста, кофе, - ловит мой взгляд и добавляет тихо: - очень надо.

Я жму плечами. Встаю со своего места, достаю из ящика турку и пакет с перемолотыми зернами арабики:

- Тебе надо, ты и вари. Сахар на столе, сливки в холодильнике.

Титов не ведется на провокацию. Он сосредоточенно готовит напиток, игнорируя и мое молчание и возню за стенкой. Очевидно, Степан сбежал из комнаты и теперь устроился на диване под мультики. Я узнаю знакомую мелодию из Простоквашино, и качаю ногой в такт.

Если не знать обстоятельств, то картина выходит действительно семейная. Сын в зале смотрит детский фильм, я сижу за столом перед вазой с любимыми конфетами, муж (пускай и бывший) варит кофе. Идиллия. Но как в анекдоте: есть один нюанс.

Я замечаю, что Макс успокоился и взял себя в руки. Потому что он снова контролирует свои движения и держится ко мне правой стороной. Ему это мешает, но он делает вид, что именно так и надо.

За минуты его помутнения я во всех деталях успела разглядеть шрам. Шрамы. В ресторане было достаточно темно, чтобы увидеть их во всей неприглядной и уродливой “красоте”. Ни на лице, на на голове Максу не стали делать пластику, чтобы сгладить швы и попытаться минимизировать урон. Брутальность? Теперь он больше походил не на лощеного московского денди, а на заправского бандита из девяностых с боевыми шрамами и отметинами. Меня снова одолевало необъяснимое желание прикоснуться к этим рубцами пальцами, будто если я почувствую неровные края, их глубину, извилистый рисунок, то мне перейдет тайное знание о том, как Титов их получил.

Вероятно история была такой же уродливой как и они сами. Черной и злой, лишенной героической составляющей. И все же я