Так бывает... - Надежда Михайловна
— Ниче себе немного, я думал, слюнями подавлюсь! Баб, я ща переоденусь и приду помогу тебе, чего надо.
Ванька переоделся, а на кухне уже был накрыт стол.
— Ух ты! Баб Паня, ты волшебница, точно! Как вкууусно!
Ванька ел так, что трещало за ушами, а бабуля только вздыхала и подкладывала ему ещё.
— Хорош, баб, а то папке не достанется.
— Достанется, достанется, я же знаю, как мужики едят.
Ванька наелся, посидел, поговорил с баб Паней, пошел делать уроки, бабуля чего-то шебуршилась на кухне, не отвлекая его.
Потом Ванька долго учил её пользоваться своим старым телефоном, велел выбросить её убитый телефон.
— Таких уже ни у кого нету, ты чё?
К вечеру стали ждать папку — Ванька просветил баб Паню, что по вечерам они с папкой почти всегда ведут всякие разговоры про все, так началось ещё когда Ванька был совсем сопливый.
— Тогда я болел сильно, а чтобы не думать про боль, папка мне про все рассказывал, так и привыкли. Баб, ну чего ты опять реветь собралась?
— Ванечка, если б я знала...
— Хорош, не реви!! Ща папка придет, он будет морщиться, а он у меня такой один.
— Все, все, Ванечка, не буду!!
И застал Дериземля такую картину: Ванька на кухне, на столе пирожки и поллитровая чашка с чаем, размахивает руками что-то рассказывает бабуле, а та улыбается.
И теперь постоянно на столе ждал его вкусный ужин. Через пару дней отец и сын единогласно, посоветовавшись между собой, постановили — с бабулей так клево!
А бабуля каждый день баловала их всякими разносолами, расцветая от их похвалы, старалась всеми силами быть им полезной. Мужики, привыкшие все делать самостоятельно, удивлялись, Ванька ворчал на неё:
— Баб, я сам свои вещи стираю, если только постельное вот простирни, а так не лезь, я мужик или чмо?
А бабуля, чуть ли не молилась на Славу — вот ведь какой мужчина моей дуре в свое время попался. Эх, шалава!
— Папка, а давай её совсем у нас оставим, ведь уедет, а супец есть будет противно.
— Сын, это уж как она решит, я не против!
Бабуля как-то умудрилась украсить их мужскую квартиру — на кухне появились веселенькие полотенчики, два цветка на окне, какие-то ложки-поварешки, солонка и сахарница с яркими подсолнухами, мужикам так уютно сиделось на ней вечерами.
— Баб, ты, может, у нас поживешь, чё тебе там делать?
— Ванечка, да как же, папка твой ещё молодой, женится. А тут я...
— Ты чё?? Думаешь, мой папка жениться соберется? Да без моего одобрения ни фига не будет, у него эти... подруги только. Он домой никого не водит, я когда маленький был, там неприятная история была, и он никогда больше их сюда не приводит.
— Нет, внучек. Я лучше буду приезжать, когда позовете.
— Точно? Как только позову и приедешь? Не врешь?
— Ванечка, как я могу тебя обманывать, ты ж у меня один, нечаянная радость!
— Ну смотри, слово дала!
Вечером, когда её обожаемый Ванечка уже видел десятый сон, они долго негромко разговаривали со Славой.
— Слава, я свет увидела, какого же ты Ванечку вырастил, я им не налюбуюсь, только так больно, что я его маленького не видела, не нянчила, не была рядом, когда он болел, так это меня внутри грызет...
— Кто ж знал, Сергеевна, я в то время твердо был уверен, что ты тоже, как и... - не желаешь про него знать. Не мое дело, но в кого она такая, Светка?
— Ох, Слава, похоже, в своего отца. Там, видишь ли, такое дело, я работала, как тогда говорили — почтовый ящик, а возраст уже был тридцать пять, женихи бывшие когда-то все переженились, а у меня на руках с двадцати шести лет-бабуля больная и мамка свалилась. Работа — дом, дома две больные женщины, все пропахло лекарствами... Кто же на такое богатство добровольно согласится? Вот и осталась престаркой, а на работу приезжали всякие проверяющие, военпреды и все такое, ну и понравилась я одному, пригласил в ресторан, потом в номер пошли. Ты извини, Слава, что я так. Ну вот и случился первый раз в тридцать пять, неделю он тут был, потом уехал, обещал писать... Обещать всегда просто, а через месяц поняла, что беременная, девочку спала и видела, родила вот, девочку. Похожа на меня, только волосы эти рыжие, даже не рыжие, ближе к каштановым, его. Да вот характер, гены видимо. А бабушка моя, да, у неё были иногда припадки, кто ж знал, что такое по наследству может передаться, да ещё и мальчику??
— Да, зная это все тогда, скольких можно было ошибок избежать. — Протянул Славка. — Но как говорит моя мамка — что суждено... Кто знает, что бы из меня вышло, не будь Ваньки больного, брошенного? Ведь когда он болел, не до, извините, баб стало, все деньги, все мысли были только о нем. Знаете, как это страшно видеть твоего малыша в припадке... Нет, я не обвиняю, просто раз уж зашел такой разговор... много чего было, а больше помогли народные средства, так сказать. Мамка моя... ох, как она истово верила, что вылечим его, куда только не ездила с его фотками. И нашли-таки добрые люди нам бабушку одну... в Николаевской области. Хутор глухой, ни дорог, ни цивилизации, еле добрались. Ваньке тогда почти семь уже было, бабулька такая старенькая, согнутая временем, домишко старенький, забор полуразрушенный, все убито-уныло. Сначала сказала, что давно уже никого не принимает, а потом пристально так посмотрела на Ваньку — он тощий, бледный, ростиком на четырехлетнего только и тянет...
— Пошли, бабушка, в хату! — позвала мать с сыном.
Я засомневался, ну что она может-то? Мамка, наоборот, свято в неё поверила. А бабулька так остренько на меня глянула и топор мне в руки сует:
— Иди-ка, молодец, делом займись, жердей мне наруби, да, вон, изгородь поправь, негоже тебе, такому здоровому без дела сидеть.
Пошел, со злости столько нарубил, перетаскал к дому, нашел инструменты — молоток, пилу, гвозди там... занялся, как говорится, вплотную, чтобы не сидеть и не дергаться. Меня бабулька ни разу не пустила, они там с мамкой чего-то делали. Я изгородь заменил, подправил калитку, на крылечке доски поменял, не сидеть же без дела. Они все с Ванькой там занимались — на речку ходили, потом ещё что-то. В общем, пару дней мы там были, я на сеновале спал, сена ей накосил, все, что успел, подправил-подремонтировал. Она мне сказала:
