Да, шеф! - Джинджер Джонс

Лодка скользит между стенами из известняка, Ксантос отталкивается от неровной скалы и направляет судно в узкую полоску прохладной тени.

– На следующем пляже остановимся перекусить, – говорит он, руля к кристально чистым водам соседней подковообразной бухты. – Ачивадолимни, – объявляет Ксантос.

– Будь здоров!

– «Озеро моллюсков». – Он смотрит в воду. – Погляди вниз.

Фрейя высовывается за борт и не может поверить своим глазам. Все морское дно состоит из тысяч моллюсков и раковин, торчащих во все стороны. Моллюски и мидии, живые, и неживые. Мозаика из морепродуктов.

– Изумительно.

Лодка дрейфует к берегу, темно-синие глубокие воды остаются позади. Ксантос выходит и ведет судно на маленький разноцветный галечный пляж, где красный сменяется пурпурным, пурпурный – розовым, розовый – грифельно-серым, а тот постепенно превращается в выжженный оранжевый. Калейдоскоп ракушек.

– Вылезай! – говорит Ксантос.

Опираясь на его плечо и стараясь не запнуться о подол, когда тот цепляется за весло, Фрейя выбирается из лодки на сушу. Вместе они вытаскивают маленькую деревянную гребную лодку на берег, и запах шиповника и соленого воздуха ударяет в ноздри. Оглядываясь на кристально чистую воду, Фрейя подводит итоги путешествия и клянется никогда его не забывать. Радужный сланец. Бирюзовое море. Запах свежей зелени. Истории греческих революционеров. Мерцающие глаза Ксантоса – все это навсегда останется в ее памяти.

Всего в нескольких шагах дальше по мелководью пробирается кулик-сорока, сует ярко-красный клюв в пену и выуживает раковины. Испугавшись незваных гостей, птица взлетает, хлопая своими темными крыльями с белыми мазками, и парит в вышине. Затем кулик планирует к вершине утеса, где приземляется на небольшой уступ, чтобы покормить спрятавшихся птенцов. Через мгновение птица снова возвращается. Материнство – вечные хлопоты.

Интересно, что сейчас делает мама. Немного потеряв счет времени, Фрейя не сразу соображает, что сегодня понедельник, а значит, мама сидит в потертом кресле в общей гостиной дома престарелых, читая какой-нибудь криминальный триллер, пока ее соседи предаются игре в бинго, а персонал меняет постельное белье. Затем прогулка с сопровождающим по местному парку – три дерева, ветхая детская игровая площадка и специально отведенное место для выгула собак, а потом приготовленный в микроволновке стейк, пирог с почками и два вида овощей на обед. Ну и жизнь.

– Ты в порядке? – Ксантос тянется к ее колену.

– Да, – отвечает она, выныривая из мыслей.

– Есть хочешь? – спрашивает он, вытаскивая из лодки корзину, откидывает кухонное полотенце в мелкую клетку, а под ним – множество сыров.

Фрейю охватывает водоворот эмоций – радость, восторг, голод и вожделение. Этот греческий бог переправил ее на другую сторону райского острова и собирается преподнести ей сыр. Она действительно попала в сказку.

Он откидывается на локти, вытягивает ноги и щурится на небо. Расположившись рядом, Фрейя натягивает платье пониже на ноги, чтобы защитить их от солнца, и невольно подмечает, что утро получилось совершенно иным – таким спокойным и умиротворенным. А ведь все было только вчера. Безжизненное тело Кристоса. Вспышки фейерверков. Пугающие глаза Ксантоса. Темные секреты и неожиданные откровения. Многое произошло прошлой ночью, а вот теперь они здесь, в сказочной бухте, совершенно безмятежные.

– Как твой папа? – Она вдыхает запах его рубашки. – В смысле, на самом деле.

– Лучше, чем ты думаешь, – улыбается Ксантос. – Он пообещал, что поедет в Пафос на финал «Золотой ложки».

Желудок Фрейи сжимается.

– Мы вроде договорились, что это запретная тема для разговора?

– Думай как победитель, Фрия. – Его зеленые глаза сверкают сквозь пряди темных волос, он возит локтями по осколкам раковин, чтобы устроиться поудобнее, а затем подпирает голову ладонью. – Ладно. Готова к сырному уроку?

Сердце Фрейи наполняется радостью.

– Еще бы!

Она смотрит на сырную доску, где разложено около дюжины сортов. Мягкий сыр с травами, сбрызнутый оливковым маслом, лежит на краю тарелки – антотиро? Манури? Точно не фета. Рядом – кусок рассыпчатого желтого с грецкими орехами и виноградом, а в углу, по соседству с двумя спелыми инжирами – определенно брусок халлуми. Насчет остальных Фрейя не так уверена.

– Итак. – Ксантос со своим фирменным рычанием прочищает горло. – Сырная доска похожа на шахматную… Ферзь в данном случае ладотири, это самый сильный игрок, но никогда не заблуждайся насчет других фигур на доске. Не стоит недооценивать сливочный вкус мизитры или копченую нотку метсовоне, точно так же, как шахматист не должен пренебрегать возможностями коня или слона.

Фрейя чувствует, как ее кожа становится все горячее.

Ксантос смотрит ей прямо в глаза.

– Как и в шахматах, на сырной доске нужен король. Каскавалли. Каскавалли всегда король.

– Каскавалли? – переспрашивает она, удивляясь, почему никогда о нем не слышала.

– Это кипрский сыр, похожий на кефалогравьеру. – Вонзив изогнутое лезвие ножа в небольшой кусок копченого сыра оранжевого цвета, Ксантос подносит его к носу Фрейи и улыбается. – Узнаешь?

– Каскавалли? Король доски?

Он качает головой, стряхивает с плеч Фрейи маленькие капельки воды, от которых даже через рубашку начинает покалывать кожу.

– Это каскавалли, – тычет Ксантос пальцем в бледно-желтый полутвердый сыр в углу. – Принадлежит к семейству паста филата, сделан из овечьего молока. Его используют в сендвичах и выпечке, но можно пожарить его на сковороде и подать как саганаки. А это… – Он указывает лезвием ножа на копченый сыр. – Это метсовоне.

Фрейя чувствует себя кулинарным неучем. Она не может даже выговорить название, не говоря уже о том, чтобы опознать сыр, но приятно, когда никто тебя и не осуждает.

– Мне сказали, что метсовоне не так хорошо известен за пределами Кипра. Его производят в одноименной деревушке в горах Северной Греции – очень красивое место. – Ксантос подносит сыр к носу и вдыхает. – Он делается из коровьего молока, иногда смешанного с каким-нибудь другим, но основа всегда из коровьего. Вкус уникален. Посыпь ломтик кайенским перцем и совсем чуть-чуть поджарь, получится объедение.

Есть что-то завораживающее в том, как он рассказывает о каждом сорте. Фрейя зарывается пальцами в раковины и чувствует, что еще больше попадает под чары Ксантоса.

– Этот ты, возможно, встречала в супермаркете. – Судя по приплюснутой круглой головке, он держит гравьеру. – На Крите ее делают из овечьего молока, и получается сливочная нота, но здесь, на Кипре, мы стараемся добиться насыщенного, сладковатого и слегка пряного вкуса. – Фрейя с открытым ртом наблюдает, как он ведет пальцем по доске. Низ живота тянет. – Фета, антотиро, каскавалли, анари…

– Анари? – спрашивает она, задыхаясь.

– Анари – еще один кипрский сыр, – поясняет Ксантос, обмакивая палец в мягкую, похожую на рикотту, горку и затем протягивая его Фрейе. –