Ты под запретом - Лена Бонд

Мама резко встаёт, и её лицо вдруг становится жёстким, почти чужим.

— Всё, Поль, я устала от этого разговора, — отрезает она. — Мы с Борисом против того, чтобы ты таскалась с этим Ильёй. И пока ты живёшь в нашем доме, пока Борис полностью содержит тебя и оплачивает твоё обучение, ты будешь считаться с нашим мнением. Тебе ясно?

Её слова звучат, как ультиматум, и я чувствую, как внутри всё покрывается коркой льда от осознания того, насколько я зависима от них. От их денег, от их решений. Я открываю рот, чтобы возразить, но мама перебивает меня, не давая сказать ни слова.

— Полина, ты же умная девочка, должна понимать, как устроен этот мир. В твоём мире нет места для таких, как Илья. Прими уже это.

Она отворачивается к плите, давая понять, что разговор окончен, а я ещё какое-то время сижу, оглушённая её словами. Неужели она действительно так думает? Неужели моё счастье для неё совсем неважно?

Наконец я встаю и молча выхожу из кухни, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Я абсолютно не представляю, что мне делать дальше…

* * *

Следующая неделя превращается в настоящую пытку. Я постоянно нахожусь под контролем — если не мамы, то Бориса, которые усиленно пытаются делать вид, что мы крепкая дружная семья, но вот только это настолько гиперболизировано, что больше похоже на пародию такой семьи. Сидеть в комнате в одиночестве — становится для меня спасением. Всяко лучше, чем проводить время с ними.

Единственный лучик света — Ася. Моя маленькая сестрёнка, которая неожиданно становится моим тайным связным. Она приносит мне маленькие букетики из ромашек и васильков и записки от Ильи, которые я прячу от матери в книгах, в ящике стола, под подушкой. Один из букетов я тоже решила сохранить и засушила в своём блокноте. Пусть будет. На память… Если всё закончится, эти цветы останутся единственным напоминанием о самом счастливом времени в моей жизни.

«Думаю о тебе каждую свободную минуту, принцесса», — читаю я его неровный почерк, и сердце сжимается от нежности и тоски.

«Прошлой ночью ты мне снилась. Моя потрясающая девочка», — эти слова я перечитываю снова и снова, пока они не отпечатываются в моей памяти навсегда.

Я отвечаю ему, вкладывая в каждое слово всю свою тоску и нежность. Ася относит мои записки и кладёт в почтовый ящик Ильи, который висит у него на калитке, и забирает оттуда послания для меня. Я так благодарна ей за это молчаливое соучастие. За то, что благодаря ей у меня есть хоть какая-то ниточка связи с Ильёй, тонкая, но прочная, как паутинка, связывающая наши сердца.

— Почему мама и папа против него? — как-то спросила у меня Ася, и я не знала, что ответить.

Как объяснить восьмилетней девочке всю несправедливость этого мира, где людей судят не по их качествам, а по толщине кошелька? Как объяснить ей, что для некоторых статус важнее счастья? Как объяснить ей, что эти «некоторые» — это её родные мама и папа, которых она так сильно любит.

— Они просто не знают его так, как я, — ответила я ей тогда. — Может быть, когда-нибудь они поймут…

Но, если честно, я сама не верю в свои слова.

Дни в разлуке тянутся мучительно медленно. Я скучаю по Илье так сильно, что иногда кажется, будто внутри меня зияет огромная дыра. Я перечитываю его записки снова и снова, вдыхаю аромат его цветов, закрываю глаза и представляю его лицо, его улыбку, его глаза. Боюсь представить, что я буду чувствовать, когда вернусь в Москву…

Не знаю, что мне делать. Остаться здесь я точно не могу — у меня учёба в Москве, да всё там. С собой разве что есть паспорт и мобильный, который в Порошино бесполезная вещица. У меня здесь ничего нет — ни денег, ни вещей, ни возможностей. Но как мне уехать, оставив здесь Илью... От одной мысли об этом становится больно дышать.

Я могла бы приезжать сюда, но на какие деньги? Борис точно не оплатит ничего подобного, теперь он вообще может ограничить меня в средствах. А собственных денег у меня почти нет. Значит нужно найти работу, а шансов найти её в Москве в разы больше, чем в глухой деревне без связи. Я чувствую себя в безысходной ситуации, и это ощущение становится всё сильнее с каждым днем…

* * *

— Мы с Борисом сегодня вечером едем в город и вернёмся только завтра днём, скорее всего, с хорошими новостями для тебя, — торжественно сообщает мама за очередным семейным обедом.

Я смотрю на неё и отчима с недоумением и тревогой. Что это за новости? И почему они не могут сказать мне сейчас? Что-то в их взглядах, в том, как они переглядываются, заставляет моё сердце съёжиться от дурного предчувствия.

— Какими ещё новостями? — спрашиваю я, но мама только загадочно улыбается.

— Всему своё время, Полина, — говорит она тем снисходительным тоном, который я ненавижу. — Завтра всё узнаешь.

Я лишь киваю, не зная, что сказать. Я не жду ничего хорошего от их новостей, но сейчас я могу думать только об одном — они уезжают на весь вечер и на ночь! Это значит, что я смогу увидеться с Ильёй! У него сегодня как раз последний день сенокоса, и он будет свободен. Сердце начинает биться чаще от одной мысли о скорой встрече с ним.

— Полина, пожалуйста, присмотри за сестрой, и никуда не уходи из дома, — продолжает мама, внимательно глядя на меня. — Соседка будет приходить и приглядывать за вами, так что, если что-то понадобится, обращайся к ней.

Я киваю, стараясь выглядеть послушной дочерью, но, блин, что? Они решили приставить ко мне надзирателя в виде соседки? Серьёзно?!

— Конечно, мам. Не беспокойся, я присмотрю за Асей.

Мама смотрит на меня с подозрением, но ничего не говорит. Я быстро ухожу в свою комнату, чтобы она не увидела в моих глазах радостный блеск, который я вряд ли смогу скрыть.

Я увижу Илью сегодня вечером! Сердце колотится от предвкушения. Как только родители уедут, я пойду к нему. Плевать на соседку, плевать на запреты — я должна его увидеть, должна почувствовать его объятия, услышать его голос. Иначе я просто сойду с ума от тоски.

Остаток дня я как на иголках. Помогаю маме собраться, играю с Асей, готовлю ужин — всё на автопилоте, мысленно уже представляя встречу с Ильёй. Когда родители наконец уезжают, я