Ты под запретом - Лена Бонд
— Если бы всё было так просто, тебя бы уже увезли туда силой, — он качает головой. — Но дело в том, что этот Илья от тебя не отстанет. Он придумал себе, что любит тебя, что будет бороться за эту бессмысленную любовь. А мне эта назойливая деревенская муха в жизни не нужна. И без него проблем хватает.
Я не понимаю, к чему он клонит. Страх сковывает меня, мешая думать ясно.
— Так чего ты хочешь? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
— Надо открыть парню глаза на тебя, — Борис говорит это почти ласково, и от этого мне становится ещё страшнее. — Ты дашь показания против него.
Внутри у меня всё рушится. Я чувствую, как воздух становится густым и тяжёлым, не давая нормально дышать.
— Я никогда этого не сделаю, — мотаю головой, не веря своим ушам.
— Ну тогда твой дружок просто сядет, — спокойно говорит Борис, словно обсуждает погоду. — Посидит пару лет, подумает. Может, даже выйдет оттуда человеком.
— Он тем более сядет, если я дам против него показания, — говорю я, не понимая логики Бориса. — В чём смысл?
Борис вздыхает, словно объясняет что-то очень простое маленькому ребёнку.
— Всё просто: ты скажешь полиции, что когда Илья вчера был у нас дома, то мог спокойно перемещаться по дому, ты его не контролировала. Он мог беспрепятственно побывать в любой комнате, — Борис делает паузу, наблюдая за моей реакцией. Его глаза блестят от удовольствия, с которым он наблюдает за моими мучениями. — А я заберу заявление. Скажу, что жалко парня, оступился, больной матери хотел помочь. Его отпустят в тот же день. Максимум на следующее утро. Я консультировался со своим юристом, можешь не переживать.
Я смотрю на него, не веря своим ушам. Неужели он действительно всё это продумал заранее? Неужели он настолько жесток и расчётлив?
— А если промолчишь или хоть слово кому скажешь о нашем разговоре, — продолжает Борис, — то можешь копить деньги на передачки своему деревенскому принцу. Уж я прослежу, чтобы он сел, никаких денег на это не пожалею.
— Нельзя посадить человека только на основании домыслов, — говорю я, хватаясь за последнюю соломинку. Внутри теплится слабая надежда, что всё это блеф, что он не может так просто сломать чужую жизнь.
Борис мерзко смеётся, и этот смех заставляет меня вздрогнуть. В нём столько самоуверенности и превосходства, что надежда угасает, не успев разгореться.
— Насчёт доказательств не переживай, они уже на месте.
Меня словно окатывает ледяной водой. Я понимаю, что Илье подбросили украшения. Борис всё продумал. Он загнал меня в угол, из которого невозможно выбраться.
— Ты чудовище, — говорю я с таким презрением, какого никогда раньше не испытывала ни к одному человеку. Каждое слово пропитано ядом.
— Мне плевать, что ты обо мне думаешь, — пожимает плечами Борис. — Ты сейчас пойдёшь к нему в дом и, когда тебя полицейские будут допрашивать, скажешь им то, о чём я тебя попросил. И поубедительнее. После такого предательства ты твоему Илюше и даром будешь не нужна. Он наконец-то отстанет от тебя, а мы сегодня вечером вернёмся в Москву. Поняла меня?
В ушах звенит от ненависти к Борису. Я никогда не думала, что могу так ненавидеть человека. Мне хочется кричать, хочется ударить его, хочется убежать далеко-далеко, но я не могу пошевелиться. Я в ловушке.
Борис дёргает меня за плечо. Его пальцы впиваются в мою кожу с новой силой.
— Поняла или нет? Только от тебя зависит, сядет твой Илья или нет.
Я медленно киваю, чувствуя, как что-то внутри меня окончательно умирает…
* * *
Мы едем к дому Ильи на машине — я, Борис и мама. Каждый метр этого пути ощущается, как дорога на эшафот. Я смотрю в окно невидящим взглядом, чувствуя, как внутри разрастается пустота. Мама пытается взять меня за руку, но я отдёргиваю её, как от огня. Не могу сейчас даже смотреть на неё. Не могу поверить, что она участвует в этом. Что она позволяет Борису разрушать чужие жизни.
Когда мы подъезжаем, я вижу, как Илью выводят в наручниках из дома. Прямо на моих глазах. Это зрелище разрывает моё сердце на части. Его лицо бледное, но спокойное. Он держится прямо, с достоинством, которое я так уважаю и люблю в нём. Даже сейчас, униженный и оклеветанный, он не теряет себя.
Я понимаю, что не могу допустить, чтобы Илью посадили ни за что. Пусть лучше мы никогда не будем вместе. Пусть он возненавидит меня, но останется на свободе. Эта мысль придаёт мне сил для того, что я должна сделать.
Следом за Ильёй выходит ещё один полицейский, который выносит что-то в прозрачном пакете. Борис и мама бросаются туда, как стервятники на добычу.
— Это ваши украшения? — спрашивает полицейский у мамы.
— Да, мои, — кивает она.
Полицейский приглашает понятых — двух соседей, которые уже столпились у забора, привлечённые шумом.
Я медленно захожу во двор на ватных ногах. Боюсь смотреть на Илью, который стоит в наручниках в нескольких метрах от меня. Наши взгляды всё равно встречаются, и я вижу в его глазах недоумение и боль. Такую глубокую боль, что мне хочется кричать.
Полицейский подходит ко мне и достаёт блокнот.
— Вы знаете подозреваемого?
Я киваю, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
— Был ли он вчера у вас дома?
— Да, — мой голос звучит хрипло, будто я не говорила несколько дней. Каждое слово даётся с трудом.
Набираюсь смелости и снова поднимаю взгляд на Илью. Он беззвучно произносит губами: «Это не я». Я смотрю на его любимые черты лица, и душа моя в этот момент раскалывается на части. Я знаю, что он не виноват. Знаю, что предаю его. И ненавижу себя за это.
— Оставался ли подозреваемый в доме без присмотра? — спрашивает полицейский.
Я смотрю на Илью, мне кажется, что ещё чуть-чуть и я потеряю сознание. Внутри я задыхаюсь, каждый удар сердца отдаётся болью во всём теле, но внешне я остаюсь спокойной.
— Девушка, я задал вам вопрос, — полицейский повторяет громче. — Оставался ли подозреваемый в доме без присмотра?
Я вспоминаю слова Бориса о том, что если промолчу, то Илья сядет, и тихо произношу:
— Да. Он выходил из комнаты.
Мой голос звучит чужим, словно говорит кто-то другой. Но это я. Я и только я предаю человека, которого люблю.
— И как долго его не было?
На лицо Ильи опускается тень разочарования. Я вспоминаю наш чудесный вчерашний вечер вместе, как он выходил минут на пять, чтобы сорвать для меня цветы. Цветы, которые