Приручить "Демона" - Рада Мэй

Увы, и на этот вопрос услышать точный ответ мне было не суждено.

- Возможно. Таня ведь снова вышла замуж, наверное, муж усыновил мальчика. Ой, ты же можешь узнать всё у неё самой! - всплеснула руками Елизавета Кирилловна, снова заметно оживившись. - Она работает в той больнице медсестрой. Просто найди её.

В памяти всплыла фраза, услышанная сегодня в поликлинике: «Да, мам, я уже у тебя на работе. Сейчас буду», и в тёплом помещении вдруг стало невыносимо душно.

- В какой именно больнице? - мой голос не слушался и звучал сипло как чужой.

Волкова-Снегирёва задумалась и погрустнела.

- Не помню. Память совсем плохая стала. К тому же в городе совсем не ориентируюсь - всё равно не смогла бы объяснить, где она находится.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

- А у этой Татьяны есть дочь? - у Демьянова, помнится, была сестра, которая погибла в аварии. Мать Леры.

- Не знаю. У нас было слишком мало времени, я почти ни о чём не успела расспросить. Она сказала только, что у неё уже есть внук… или внучка. Не помню точно, а потом меня вызвали к врачу, - виновато вздохнула пожилая женщина.

Покинув интернат, я села в машину и, откинувшись на сидении, некоторое время просто сидела без движения, пытаясь собраться с мыслями. Получалось неважно.

У меня почти не осталось сомнений в том, что Демьянов был сыном Левченко, а значит, и те сообщения, скорее всего, присылал он, но почему-то вместо привычной злости я чувствовала отвратительную пугающую опустошённость.

Злость всегда была моей защитной реакцией - надёжной стеной, отгораживающей от страха и слабости, а сейчас защита не сработала. Мне было плохо. Не просто плохо - паршиво, и я не представляла, что с этим делать.

Можно было, конечно, потратить время и найти в поликлинике мать историка, чтобы проверить информацию, но я не могла больше ждать. Завела машину и вбила в навигатор знакомый адрес. Не будет ни сцен, ни истерик, я всего лишь задам ему пару вопросов. Мне просто необходимо узнать правду. Прямо сейчас!

***

Несмотря на решительный настрой, сразу к Демьянову я не поехала, а сделала несколько больших кругов по городу, чтобы немного успокоиться и не наделать глупостей, как в прошлый раз.

Пока каталась, пыталась составить хоть какой-то план действий. Но все варианты казались нелепыми и только усиливали сомнения.

У меня не было никаких прямых доказательств - одни подозрения, и если он сейчас всё опровергнет, возразить будет нечего. Да и не вписывается этот безумный «розыгрыш» в характер историка. Слишком он правильный, настолько, что бумажку никогда мимо урны не бросит, а тут вдруг запугивание студентки. Пусть и доставшей до чёртиков. Даже двух студенток. Хотя от постоянных ограничений, налагаемых такой «правильностью», тоже, наверное, крышу может сорвать.

Затем мысли сменили направление и привели к предположению, заставившему поёжиться: а вдруг Демьянов всегда считал меня косвенно причастной к смерти отца и потому невзлюбил ещё со школы?! А как же Синявская и Коренев? Что если… Так, стоп!

Не без труда заставила себя прекратить накручивания, а то неизвестно до чего так додуматься можно и, подъехав к нужному подъезду, решительно вышла из машины.

День в апреле немного прибавился, но темнело всё ещё рано, и весенние сумерки обступили меня плотным кольцом. Машинально посмотрела на дисплей мобильника - почти девять! Долго же я каталась. Надеялась, что отпустит. Не отпустило. И нормального плана не придумалось. На вооружение взяла лишь одно более-менее дельное соображение. Демьянов не обязан отвечать на мои вопросы и не факт, что скажет правду, но я надеялась понять её по его реакции. А для этого действовать нужно внезапно, чтобы историк не успел нацепить свою любимую непроницаемую маску и железобетонную броню безразличия.

Нажимая звонок у металлической двери с номером четырнадцать, я стала так, чтобы не попасть в обзор дверного глазка. Наверное, поэтому дверь открылась быстро. Демьянов в выцветших голубых джинсах и длинной коричневой футболке, с не зализанными, как обычно, а растрепавшимися и ещё влажными волосами выглядел непривычно. Да и в чёрных глазах сейчас не было традиционной раздражающей неприязни, в них застыло лишь настороженное удивление.

- Злобина?! Ты что тут делаешь?

- Поговорить нужно, - я заметно волновалась и с трудом держала себя в руках, глядя на человека, которого ещё совсем недавно считала своим врагом.

В последнее время между нами многое изменилось. Я не хотела верить, что всё это было лишь частью какого-то хитроумного плана и, честно говоря, не представляла, что буду делать, если мои догадки подтвердятся.

- Прямо сейчас? Что-нибудь случилось? - в его голосе причудливым образом смешались тревога и недоверие, но взгляд пока продолжал оставаться открытым. Вот сейчас, кажется, самый подходящий момент.

Глубоко вздохнула и спросила о том, что не давало мне покоя последние полтора часа:

- Ваш отец - Михаил Левченко? - Голос дрогнул, выдавая напряжение. Я тщательно следила за реакцией историка, но кроме многократно возросшего удивления ничего не заметила.

- Что за… Кто это вообще? Да что происходит?!

Похоже, он не притворяется, но расслабляться всё-таки рано. Демьянов несколько секунд пристально меня разглядывал, потом тяжело вздохнул, неохотно посторонился и открыл дверь шире, проворчав:

- Проходи, но имей в виду, если это снова какие-то твои дурацкие фокусы...

Не доверяет. Как и я ему. Весёленькая беседа у нас намечается.

- Мне сейчас не до фокусов, - отмахнулась, входя в просторную прихожую.

Дверь за моей спиной сразу закрылась. Громко щёлкнул замок, оповещая, что мы теперь заперты. Стало не по себе. Нервно оглянулась