Опасная граница - Томас Дж. Барфилд
В Северной Азии именно взаимоотношения между Китаем и степью поддерживали государственную иерархию среди кочевников. Кочевое государство держалось за счет эксплуатации экономики Китая, а не за счет эксплуатации производительных сил разрозненных овцеводов, которых оно эффективно организовывало лишь для того, чтобы сделать вымогательство[18] у Китая возможным. Следовательно, нет необходимости постулировать развитие классовых отношений в степи, чтобы объяснить существование государства у кочевников, и не обязательно видеть в таком государстве лишь частное предприятие кочевого автократического лидера, обреченное на дезинтеграцию после его смерти. В связи с тем, что государство в степи структурировалось с помощью внешних связей, оно значительно отличалось от оседлых государств, одновременно сочетая в себе и племенную, и государственную иерархии, у каждой из которых была собственная функция.
Кочевые государства Внутренней Азии представляли собой «имперские конфедерации», автократические и государствоподобные во внешней и военной политике, но придерживавшиеся принципов совещательности и федерализма во внутренних делах.
Они включали в себя административную иерархию, состоявшую по крайней мере из трех уровней:
1) имперского лидера и его двора,
2) имперских наместников, назначаемых для контроля за племенами, входящими в империю и
3) местных племенных вождей.
На местном уровне племенная структура оставалась неизменной; властью по-прежнему обладали вожди, которые черпали влияние и силу в поддержке народа, а не в императорских назначениях на должность. Таким образом, государственная структура внесла мало изменений на местном уровне, за исключением того, что она положила конец грабежам и убийствам, характерным для степи в период отсутствия политического единства. Вассальные племена контролировались империей через систему наместников, часто — членов императорского рода. Наместники занимались решением проблем локального характера, организовывали набор рекрутов и подавляли недовольство местных племенных вождей. Имперское правительство монополизировало сферу международных отношений и военного дела, на переговорах с другими державами выступая от имени всей империи.
Стабильность этой государственной структуры поддерживалась за счет извлечения ресурсов за пределами степи. Имперское правительство обеспечивало кочевников добычей от набегов, торговыми правами и субсидиями. Хотя местные племенные вожди утратили свою автономию, взамен они получили от империи материальные выгоды, которых отдельные племена не могли бы добиться собственными силами. Эта племенная организация никогда не исчезала на местном уровне, но в периоды централизации ее роль была ограничена решением мелких внутренних дел. Когда данная система приходила в упадок и племенные вожди на местах становились независимыми, степь возвращалась к анархии.
Циклы власти
Имперская конфедерация была наиболее стабильной формой кочевого государства. Впервые она появилась у сюнну в период между 200 г. до н. э. и 150 г. н. э. и позднее была адаптирована жуаньжуанями (V в.), тюрками (VI–VIII вв.), уйгурами (VIII–IX вв.), ойратами, восточными монголами и джунгарами (XV–XVIII вв.). Монгольская империя Чингис-хана (XIII–XIV вв.) основывалась на гораздо более централизованной системе организации, ликвидировавшей существовавшие племенные связи и превратившей местных лидеров в имперских чиновников. Недолговечная империя сяньби, существовавшая во второй половине II в. н. э., была примитивной по своей структуре конфедерацией, которая распалась после смерти ее лидеров. В другие периоды, в частности между 200 и 400 и между 900 и 1200 гг., степные племена не подчинялись никакой централизованной власти.
Кочевые конфедерации имперского типа возникали только в тех случаях, когда они получали возможность установить связи с экономикой Китая. Кочевники использовали стратегию вымогательства, чтобы получить торговые права и субсидии от Китая. Они опустошали границу набегами, а затем заключали договор с китайским двором. Национальные династии в Китае[19] стремились откупиться от кочевников, так как это было дешевле, чем вести войну с народом, который мог избегнуть китайского возмездия, уходя из пределов досягаемости императорских войск. В эти периоды вся область северной границы была поделена между двумя великими державами.
Вымогательство требовало совсем другой стратегии, нежели завоевание. Хотя и принято считать, что кочевники центральных степей рыскали, подобно волкам, за Великой стеной, надеясь завоевать Китай, как только он ослабеет, на самом деле они не стремились к захвату китайской территории. Материальное благополучие, достигаемое за счет торговли с Китаем и за счет получаемых от Китая субсидий, стабилизировало власть в империи, и кочевники отнюдь не желали уничтожать этот источник дохода. Например, уйгуры настолько зависели от китайских субсидий, что даже отправляли войска для подавления внутренних восстаний в Китае и удержания у власти уступчивой национальной династии. За исключением монголов, «кочевое завоевание» имело место только после падения централизованной власти в Китае, когда не было единого правительства, у которого можно было бы вымогать. Могущественные кочевые империи возникали и рушились вместе с национальными династиями в Китае. Империи Хань и сюнну появились одна за другой в течение одного десятилетия, а империя тюрков возникла, когда Китай был объединен династиями Суй и Тан. Так же последовательно, с промежутком в несколько десятилетий, Китай и степь вступали в периоды анархии. Когда Китай погружался в пучину тяжелой смуты и экономического упадка, поддерживать прежние отношения становилось невозможно и степь превращалась в конгломерат разрозненных племен, неспособных объединиться до тех пор, пока в Северном Китае вновь не восстанавливался порядок.
Завоевание Китая иноземными династиями было делом народов Маньчжурии — либо кочевников, либо лесных племен из бассейна реки Ляохэ. Одновременное падение централизованной власти в Китае и Монголии освобождало народы этого пограничного региона от господства обеих великих держав. В отличие от племен центральной степи, тамошние «варвары» обладали эгалитарной политической структурой и имели тесные контакты с оседлым населением Маньчжурии. В периоды раздробленности они основывали маленькие государства вдоль границы, соединявшие в своей системе управления китайские и племенные традиции. Будучи островками стабильности, эти приграничные княжества ожидали момента, когда недолговечные династии, основанные китайскими военачальниками или вождями степных племен в Северном Китае, взаимно уничтожат друг друга. Когда эти династии разваливались, маньчжуры приступали к завоеванию сначала небольшой части Северного Китая, а затем, обычно в эпоху второй маньчжурской династии, — к покорению северокитайских земель в целом. Хотя объединение Северного Китая под властью иноземной династии создавало благоприятные условия для возникновения кочевого государства в Монголии, такие государства возникали редко, так как китайские династии иноземного происхождения проводили на границе политику, совершенно отличную от той, которой придерживались национальные китайские династии. Маньчжуры подрывали политическое и военное могущество степных племен и активно подавляли все попытки объединения кочевников. Кочевники из центральных степей, за исключением монголов эпохи Чингис-хана, никогда не основывали могущественные империи в тот период, когда их маньчжурские «кузены» правили в Китае. Лишь тогда, когда династии иноземного происхождения отказывались от
