Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

междоусобицы, следовавшие за падением многовековой национальной династии. Восстановление порядка иноземными династиями из Маньчжурии стабилизировало границу и было тем единственным стимулом, который вызывал к жизни формирование централизованных государств в степи. Эти иноземные династии осознавали опасность, исходившую из Монголии, и вмешивались в политическую жизнь степи с целью ослабления кочевников. Они использовали стратегию «разделяй и властвуй», организовывали массовые вторжения в степь, которые заканчивались угоном значительного количества людей и скота, устанавливали систему брачных союзов, чтобы привязать к себе часть племен. Эта стратегия хорошо работала: жуаньжуаням никогда не удавалось эффективно противостоять Тоба Вэй, а при династиях Ляо и Цзинь племена Монголии и вовсе не могли объединиться, пока не появился Чингис-хан. Позднейший успех Чингис-хана не должен затмевать те трудности, с которыми он столкнулся в деле объединения степи против чжурчжэней, — это потребовало большей части его взрослой жизни, и в ряде случаев он был близок к поражению. Его государство было весьма своеобразным по своей природе. Высокоцентрализованное, с дисциплинированной армией, оно покончило с властью автономных племенных вождей. Однако, подобно предшествующим объединителям Монголии, целью Чингис-хана первоначально было вымогательство у Китая, а не захват его. Чжурчжэньский двор, хотя и был сильно китаизирован в культурном отношении, отвергал политику умиротворения и отказывался договариваться с монголами. Войны, длившиеся на протяжении следующих трех десятилетий, опустошили большую часть Северного Китая и отдали его во власть монголов. Отсутствие у последних заинтересованности и готовности управлять Китаем (а не вымогать у него) выразилось в том, что они не объявляли имя новой династии и не учреждали регулярной администрации вплоть до правления внука Чингис-хана, Хубилай-хана.

Победа Чингис-хана демонстрирует, что та модель, которую мы представили, является вероятностной, а не детерминистской. В периоды беспорядка всегда выдвигались племенные вожди, подобные Чингис-хану, однако их шансы объединить степь несмотря на решительное сопротивление существовавших маньчжурских государств, опиравшихся на богатства Китая, были невелики. Таким образом, хотя жуаньжуани и были явными неудачниками, сменившие их тюрки создали огромную империю, более великую, чем империя сюнну, не потому, что были столь уж талантливы, а потому, что имели возможность эксплуатировать новые китайские государства, которые щедро оплачивали мир на своих границах. Чингис-хан вынужден был перебороть огромные трудности: чжурчжэни были могущественны, Монголия не знала единства с момента падения уйгуров (более трех столетий тому назад), сами монголы были сравнительно слабым степным племенем. Столкновение могущественного кочевого государства и сильной иноземной династии в Китае было уникальным и крайне разрушительным событием. Монголы использовали традиционную стратегию беспощадных атак, чтобы добиться заключения выгодного перемирия, но эта стратегия не сработала, так как чжурчжэни отвергли предложение о мире и вынудили монголов наращивать военное давление до тех пор, пока сами не пали его жертвой.

Монголы были единственными кочевниками из центральных степей, захватившими Китай, но это завоевание изменило отношение китайцев к номадам на все последующие эпохи. Описанный выше порядок смены циклов власти как будто предсказывал возвышение степной империи после свержения китайскими повстанцами чжурчжэней и объединения Китая под властью династии типа Мин. При Минах такие империи, возглавляемые сначала ойратами, а затем восточными монголами, возникали, но они были нестабильны, потому что до середины XVI в. кочевники были не способны организовать систему регулярной торговли и получения субсидий из Китая. Так как память о монгольском вторжении была еще свежа, Мин игнорировала ханьский и танский опыт и проводила политику изоляционизма, опасаясь, что кочевники могут свергнуть ее власть. Номады отвечали постоянными набегами на границу, атакуя Мин больше, чем какую-либо другую китайскую династию. Когда Мин в конце концов перешла к политике задабривания кочевников, атаки в основном прекратились и на границе был восстановлен мир. Когда же в середине XVII в. Мин была уничтожена китайскими повстанцами, именно маньчжуры, а не монголы завоевали Китай и провозгласили династию Цин. Подобно прежним правителям из Маньчжурии, Цины использовали дуальную структуру управления и успешно предотвращали политическое объединение степи, кооптируя монгольских вождей в состав империи и разделяя племена на небольшие административные единицы под имперским контролем. Период традиционных взаимоотношений между Китаем и Внутренней Азией закончился, когда современное вооружение, транспортные системы и новые формы международных политических отношений разрушили китаецентричный мировой порядок в Восточной Азии[24].

Культурная экология

Внутренняя Азия и Китай взаимодействовали в пограничной области, которую можно разделить на четыре основные экологические и культурные зоны: Монголию, Северный Китай, Маньчжурию и Туркестан[25]. Монголия была родиной кочевников, разводивших скот в степях и на склонах гор. Кочевники, с сезонными миграциями, экстенсивной экономикой, низкой плотностью населения и племенной политической организацией, были почти во всех отношениях противоположны китайцам, чье общество зиждилось на интенсивном орошаемом земледелии на землях с высокой плотностью населения и управлялось централизованным бюрократическим аппаратом. Пропасть между этими двумя обществами была выражена также географически, так как граница между ними была линейной и проходила вдоль Великой Китайской стены — чрезвычайно величественного сооружения, первоначально построенного при династии Цинь в конце III в. до н. э., чтобы отграничить и отделить Китай от мира кочевников. Китай и Монголию можно легко выделить в отдельные категории, а географические ареалы к востоку и западу от них имеют более сложный характер. И Маньчжурия, и Туркестан включали в себя несколько экологических зон, населенных различными народами, — как кочевыми, так и оседлыми. Эти регионы находились под властью Китая и Монголии, когда те были могущественны, но когда Китай и степь периодически погружались в анархию, в пограничных регионах возникали собственные независимые государства, которые инкорпорировали элементы как китайской, так и кочевой культур.

Монголия занимает плато площадью 2 700 000 км2 в центральной части Евразии. Для нее характерен континентальный климат с очень суровыми зимами, жарким летом и относительно небольшим количеством осадков. Монголия в основном покрыта степями, так как представляет собой восточную часть великой Евразийской степи, всхолмленные травянистые равнины и лесистые участки которой пересекаются горными кряжами, тянущимися от границ Маньчжурии на востоке до Черного моря и равнин Венгрии на западе. Монгольская степь расположена на большей высоте, чем тюркские степи к западу от нее, лежащие примерно на уровне моря, и достигает высоты 1500 м. над уровнем моря и более. Этот перепад высот очерчивает экологическую границу Монголии на западе и традиционно совпадает с границей ее политического и культурного влияния.

Пустыня Гоби занимает 2/3 площади Монголии. Как отмечали многие географы, Гоби в действительности не пустыня, а очень сухая степь. Она отделяет друг от друга северную и южную пастбищные зоны, обычно называемые Внешней и Внутренней Монголией на основании их географической близости к Китаю. Гоби имеет наиболее засушливый характер в центральной части, где