Время в средневековом городе - Коллектив авторов
Последнее предположение кажется более вероятным, именно этот сюжет был популярен в живописи XVI в., достаточно вспомнить картины Дюрера и Карпаччо, и, главное, речь шла о казни именно воинов, уверовавших в Христа. А на следующий год данного цикла поминаться должны помимо 11 тысяч девственниц (убитых гуннами вместе со святой Урсулой), также воины-христиане Фиваидского легиона во главе со святым Маврикием. Праздники третьего цикла, таким образом, приобретают выраженный воинский характер. И действительно, на третий год должна была наступить очередь святых Роланда и Оливье – «мучеников и рыцарей Круглого стола, которые погибли в Ронсевале, защищая Христианский мир, мученичество которых церковь отмечает в XVI календы июня»[420]. Не стоит удивляться тому, что литературные персонажи стали христианскими святыми: они не вошли в официальный Римский мартиролог в 1583 г., а в мартирологах средневековых они упоминались как святые (правда, их память отмечалась в XVI календы июля, а не июня)[421]. «Ибо те, – продолжает Спифам, – кто смело защищал веру и родную страну и корону Франции и пал на поле брани на службе своему государю, суть славные мученики в раю, и потомки должны их почитать без иной канонизации»[422]. Развивая эту мысль, автор «Дикэархии» оставляет следующие семь лет третьего цикла пока свободными, предвидя, что в эти дни будут почитаться «рыцари Франции, умершие за свою христианскую веру и за свою страну». Их имена и форма прославления будут установлены Патриаршим советом (новым органом, придуманным Спифамом), чтобы побудить потомков к подражанию их доблести. В постановлении XIV этот процесс оговаривается особо, историческими разысканиями имен героев и описанием их подвигов должны будут заниматься специальные должностные лица[423]. По-видимому, Спифам рассчитывал на то, что эти труды быстро принесут свои плоды, и уже через три года список «святых воинов», достойных почитания без канонизации, начнет пополняться новыми именами.
Перед нами примечательная попытка слияния памятных дат, относящихся к тому, что позже назовут «гражданской религией», – с литургическим календарем. Эта мера, как и большинство остальных нововведений Спифама, была призвана укрепить боевой дух французского воинства в преддверии большой войны с Испанией.
Забота о войне и о воинах подтолкнула Спифама еще к одному смелому календарному нововведению. В постановлении CCXVIII указывается, что первые военные столкновения обычно начинаются весной. Но набожные французские воины, по словам Спифама, строго соблюдают Великий пост, изнуряя себя воздержанием от мяса, частыми церковными службами и молитвами, в результате чего их тело слабеет. Враги, зная об этом, словно смеясь над Страстями Господними, начинают сражения именно в эти дни, чему Спифам приводит ряд примеров, начиная от битвы при Равенне (11 апреля 1512 г.). Как же сочетать набожность воинов с необходимостью укрепить их мышцы в разгар поста?
В постановлении CCXVIII предлагается неожиданное решение. В год, когда становится ясным приближение войны, первая же пятница марта будет считаться Страстной пятницей, а Пасха будет праздноваться в первое воскресенье после первой пятницы марта[424]. Соответственно, Великий пост начнется сорока днями ранее. В «Дикэархии» указывается, что этот порядок будет введен с февраля 1559 г., когда истечет срок Восельского перемирия. Но возможно, его придется ввести раньше, если мирные договоренности будут сорваны противником, не убоявшимся нарушить свою священную клятву, подкрепившую перемирие[425].
Постановление выглядит очень странным. Ведь с переносом Пасхи сдвигается литургический год и вся система двунадесятых праздников. Спифам не уточняет, будет ли такой порядок соблюдаться всегда или только во время войны. А может быть, смещение сроков поста будет распространяться лишь на людей военных, а остальные продолжат отмечать Пасху по-старому? «Передвинуть вперед Великий Пост для военных, чтобы им было бы удобнее и они раньше могли бы выступать в поход», – так понял мысль Спифама автор XVIII в., издавший некоторые из постановлений «Дикэархии» и снабдивший публикацию красноречивым названием: «Взгляды политика XVI века на законодательство своего времени, равным образом относящиеся к законодательству наших дней…»[426]
Календарные эксперименты Рауля Спифама выглядят в целом более чем странно. Не стоит забывать, что в Парламенте он считался не вполне адекватным человеком и был взят под опеку «по причине помешательства разума и чувств». Впрочем, 17 октября 1558 г. Парламент утвердил письмо Генриха II, согласно которому Раулю Спифаму возвращалась свобода в управлении своими делами[427]. Кстати, документ от имени короля был составлен государственным секретарем Жаном Дютье, тем самым, которому Рауль Спифам прочил должность секретаря ведомства диктаторской печати в своем постановлении XIX. Экстравагантности адвокату Спифаму было не занимать[428]. Но многие его предложения, в частности, предложения по реформе календаря, не выглядели чем-то совсем невозможным на фоне того, что происходило во Франции второй половины XVI в. Перенос начала года на первое января был воспринят в целом спокойно, тогда как переход на григорианский календарь, «похитивший» в 1582 г. у людей целых 10 дней, был воспринят болезненно, он усилил эсхатологические настроения. Год спустя папа Григорий XIII опубликовал первое издание Римского мартиролога, знаменовавшего начало реформирования культа святых в католической церкви, в том числе и упорядочившего число праздничных дней. Что же касается вторжения праздников, относящихся к «гражданской религии», в литургический календарь, то и здесь в городах XVI в. возможны были самые странные нововведения, хотя и не одобряемые церковью. Так, во время господства Католической лиги в Париже в 1589–1594 гг. в календарь восставшего города были включены новые праздники: «день святых баррикад» в память о «чуде» 12 мая 1588 г., освободившем Париж от королевских войск, «день Жака Клемана», спасшего Париж и католическую веру от тирана Валуа и почитавшегося в городе святым мучеником, пытались учредить также праздник в честь матери Жака Клемана[429].
История отметала одни тенденции, расчищая путь другим, порой казавшимся маловероятными. Веер возможностей, имевшийся в распоряжение людей XVI столетия, был намного шире того, что мы можем представить. Памятники, подобные сочинению Рауля Спифама, могут служить ценным свидетельством для изучения этой «истории неслучившегося». Не случившегося в ближайшем будущем, но существовавшего в головах людей и отчасти реализованного несколько поколений спустя.
П.Ю. Уваров
3.2. Время восстаний и время восставших в городах Фландрии XIV в
«Долгое» XIV столетие стало для Фландрии временем восстаний: крупномасштабные
