Время в средневековом городе - Коллектив авторов

Фрагмент миниатюры с часами на белфорте Брюгге из рукописи «Хроник»

Жана Фруассара. Около 1468 г.

Источник: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/3/3a/Chroniques_ de_Froissart_%2815e_eeuw%29_-_Slag_op_het_Beverhoutsveld.png/1200px-Chroniques_de_Froissart_%2815e_eeuw%29_-_Slag_op_het_Beverhoutsveld.png (дата обращения: 23.09.2023).

Изображение других городских часов присутствует на миниатюре одной из рукописей «Хроник» Жана Фруассара, примерно датируемой 1468 г.[457], иллюстрирующей сражение при Беверхаутсвелде (Beverhoutsveld) во время Гентского восстания 1379–1385 гг., которое произошло неподалеку от стен Брюгге. Часы размещались на белфорте (см. илл.). Очертания Брюгге узнаваемы, что заставляет предположить, что миниатюрист представлял себе и город, и часы на белфорте не понаслышке. Кроме постепенного распространения городских часов в это время уже известно об использовании в быту богатыми фламандскими горожанами часов меньшего размера. Например, часы (huerclocken), вероятно, механические, упоминаются в 1385 г. при описании раздела имущества, оставшегося после гибели Филиппа ван Артевелде – одного из лидеров Гентского восстания 1379–1385 гг., приходившегося сыном Якобу ван Артевелде[458].

«Игра» со временем

Возможность относительно точно отмерять и определять время позволяла «играть» со временем. Жан Фруассар рассказывает историю о завершении Гентского восстания 1379–1385 гг., интересную, вне зависимости от степени ее правдивости[459], тем, что она представляет подобный пример достижения цели благодаря «манипуляции» со временем. К концу восстания в значительно обескровленном, но еще способном сражаться с силами Филиппа Храброго Генте становилось все больше сторонников заключения мира с правителем. В качестве их лидеров Фруассар называет корабельщика Рогира/Ругера Эвервейна[460] (у Фруассара, обычно «франкизиро-вавшего» фламандские имена, – Рожье Эвревен), мясника Якоба ван Эртбейра[461] (у Фруассара – Жак/Жакем д’Aрдембург) и рыцаря Жана де Элля (Jehans d’Elle)[462]. Им противостояла партия, настаивавшая на продолжении сопротивления, даже несмотря на угрозу осады Гента. Ее главой был один из наиболее влиятельных лидеров восстания, описываемый хронистом как крайне отрицательный персонаж, Питер ван ден Босс (у Фруассара и в других нарративных франкоязычных источниках – Пьер дю Буа[463]). Ван ден Босс действовал совместно с присланным в Гент в 1384 г. с небольшим военным отрядом наместником («рувардом») английского короля Ричарда II (1377–1399) лордом Джоном Буршье[464].

«Партия мира», которая, соответственно, опиралась на цехи корабельщиков и мясников[465], тайно вступила через Жана де Элля в переговоры с герцогом Бургундским и получила от него письма, в которых Филипп Храбрый обещал Генту прощение и подтверждение его привилегий после заключения мира. Опасаясь противодействия со стороны Питера ван ден Босса, сторонники мира решили сначала подготовить в городе почву для принятия мирных предложений и с понедельника по среду убеждали в своей правоте гентских ремесленников, в первую очередь, наиболее влиятельных деканов цехов. Дальнейшие планы «партии мира» были назначены на точное время: в четверг к 9 утра Жан де Элль собирался приехать в Гент с письмами Филиппа Храброго, чтобы зачитать их горожанам. До этого, в 8 часов утра, Рогир Эвервейн, Якоб ван Эртбейр и поддерживавшие их горожане планировали выйти из своих домов и под знаменами графа Фландрии пройти по улицам к пятничному рынку[466], призывая признать Филиппа Храброго своим сеньором и заключить мир.

Питер ван ден Босс узнал об этом плане и решил противостоять заговорщикам. Для этого англичане, прибывшие с Джоном Буршье в Гент, и люди самого Питера ван ден Босса должны были вооружиться и пройти по улицам города под знаменами английского короля к пятничному рынку, собирая своих сторонников и призывая признать сеньором Фландрии короля Англии и убивать всех предателей. Заговорщики, в свою очередь, узнали о плане Питера ван ден Босса, после чего перенесли свое выступление на 7 часов утра, договорившись об этом с деканами гентских цехов. Это позволило им занять площадь пятничного рынка в Генте и собрать там своих сторонников раньше, чем туда пришли люди Питера ван ден Босса и Джона Буршье. В итоге приверженцы «партии войны» частично бежали, частично были вынуждены отступить после того, как увидели, что силы противника значительно превосходят их по численности[467].

Использование фактора неожиданности для получения преимущества в политической борьбе или в войне, в том числе и с помощью переноса известного или ожидаемого противником времени выступления, само по себе не являлось чем-то новым. Однако стоит отметить характерную для «Хроник» Жана Фруассара особенность, отражающуюся не только в этом небольшом фрагменте: он указывает достаточно точное время (дни недели, часы) описываемых событий. Сложно судить о том, было ли внимание к точному времени специфической чертой восприятия Фруассара, из-за чего он расспрашивал о подобных деталях очевидцев или участников событий, или же для них самих были важны такого рода подробности. Вероятно, это все же можно расценивать как результат изменений в сознании горожан этого периода в целом, которые также выражались в большем внимании к точному времени, его большей роли в жизни горожан, в появлении городских часов, отмерявших время каждый час, в указании в ремесленных статутах большего числа временных интервалов, с которыми был связан ритм работы, и т. д.[468] Эти тенденции были характерны для нестабильных периодов восстаний, так же как и для времени относительно спокойной жизни.

Восстание как временно й рубеж

Хотя мятежные фламандские горожане или, по меньшей мере, их лидеры обычно понимали, чего хотят достичь, какие привилегии пытаются отстоять и отмены каких несправедливых порядков добиваются, и в ряде случаев их действиям сопутствовал определенный успех, восстания влекли за собой ущерб и разрушения, что приводило в основном к их отрицательной оценке. Исключение можно увидеть в стремлении организаторов новых фламандских восстаний обратиться к опыту предыдущих выступлений, который, очевидно, оценивался положительно[469]. Так было в случае с восстанием 1359–1361 гг. в Ипре, лидеры которого хотели вернуть порядки времен Якоба ван Артевелде. В периоды стабильности представители городских властей чаще обращали внимание на негативные последствия восстаний, так же как это делали и авторы исторических сочинений, не симпатизировавшие мятежным горожанам.

Ярким примером такого восприятия служат оценки Гентского восстания 1379–1385 гг., затронувшего практически всю Фландрию. Начиная повествование об этих событиях, Жан Фруассар в своих «Хрониках» рисует картину невероятного процветания графства и жителей его городов до смуты. Сам Гент в другой версии рассказа Фруассара из «Хроники Фландрии»[470] предстает богатейшим торговым городом. Причины восстания хронист связывает с гордыней Гента и завистью городов Гента и Брюгге по отношению друг к другу[471].

Результатом победы «партии мира» в Генте стало то, что по условиям мирного договора в Турне (18 декабря 1385 г.), текст которого приводит Фруассар в своих «Хрониках», привилегии города были подтверждены, а восставшие