Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Читатели, возможно, помнят, что примерно об этом же говорил Крестинский в конце 1933 года. Литвинов публично всегда призывал к миру, а в прошлом выступал за масштабное разоружение. В текущих обстоятельствах самым правильным было разговаривать на языке мира, в противном случае европейские правые мгновенно начинали обвинять СССР в развязывании войны для распространения мировой революции. Литвинов, конечно, имел в виду мир, если получится его сохранить, сдержав или подавив гитлеровскую Германию, и войну, если ничего не выйдет. Нарком полагал, что Конференция по разоружению потерпела фиаско, а по словам одного американского дипломата, его смущало обсуждение этой темы, так как ранее СССР занимал радикальную позицию. Советское правительство не собиралось разоружаться с учетом угрозы, исходящей от Германии и Японии. Напротив, оно перевооружалось с бешеной скоростью[515].
Встреча Барту с Беком
Вступление СССР в Лигу Наций не помогло решить вопрос «Восточного Локарно». В июне Нейрат сказал Литвинову, что Германия не согласится на коллективную безопасность. В Женеве Барту (как и нарком) продолжал давить на Бека, пытаясь заставить Польшу согласиться на пакт. Бек выдвинул условия: данный договор не должен делать недействительным соглашение с Германией, а также из него нужно убрать Литву и Чехословакию.
«Я сообщил господину Беку, — писал Барту, — что он лишает пакт его важной составляющей». Затем он задал Беку гипотетический вопрос: что он думает про союз России и Франции?
«Это ваше дело, — ответил Бек, — тут вы свободны».
«Нет, — сказал Барту, — это и ваше дело тоже. Во-первых, потому что мы не подпишем новый договор, не посоветовавшись с дружественной страной и нашим союзником, а во-вторых, потому что вы являетесь напрямую заинтересованным лицом». Барту сослался на недавний шаг Польши, которая предложила включить в Восточный пакт Румынию. Это была ловушка. «Они прибегли к уловке, чтобы саботировать пакт», — высказался ранее Литвинов о польской инициативе. Барту думал точно так же и считал выпад Бека недобросовестным. На это Бек ответил: мы поговорили с Румынией. Румынское правительство собирается извлечь максимальную выгоду. Барту был совершенно недоволен комментариями Бека и отметил в своей записи разговора, что на протяжении всей встречи польский министр чувствовал себя не в своей тарелке[516].
Через два дня, 9 сентября, немецкое правительство объявило об отказе заключить Восточный пакт. Чуть позже, в том же месяце, точно так же поступила Польша. Французский поверенный в Варшаве предупредил, что франко-польский союз находится под угрозой — он сейчас «в состоянии кризиса». Тому было много причин, которые Пьер Бресси перечислил в длинной депеше. Поляки в целом считали, что СССР придет конец: либо из-за неурожая, либо из-за войны с Японией. Некоторые полагали, что в подобной ситуации Польше следует заключить союз с другими державами. Точно необходима Германия. Даже те поляки, которые не верили в подобный фантастический сценарий, опасались вмешательства СССР в европейские дела и «интриг за счет Польши»[517]. Польский поверенный в Москве говорил своему американскому коллеге Вили, что «русские войска в роли союзников либо вообще не приходят на помощь, либо приходят после битвы, и тогда от них избавиться тяжелее, чем от врагов». Поляк полагал, что он так пошутил, но было не смешно[518].
В Москве Альфан сообщил об уже ставших привычными опасениях, что Красная армия пройдет через Польшу. Лукасевич поднял эту тему во время приема во французском посольстве. Советская сторона также беспокоилась из-за Польши, которая все больше и больше сближалась с Германией. Тем не менее Стомоняков сообщил Альфану, что советское правительство было очень довольно тем, как шли дела в Женеве и в других местах, и поблагодарил Барту за помощь в вопросе вступления в Лигу Наций. «Они понимают, — писал Альфан, — что после завершения первой стадии пришла пора заняться более тонкой и деликатной работой по устройству и обеспечению мира. По этой линии СССР по-прежнему хочет работать в полном согласии с Францией»[519]. Так считал как Стомоняков, так и Литвинов. Это было 8 октября 1934 года. На следующий день во Франции сбылся самый страшный кошмар СССР.
Трагедия во Франции
Вечером 8 октября Барту уехал ночным поездом в Марсель. Ему не суждено было прочитать последнюю телеграмму Альфана, в которой его благодарит Стомоняков. В Марселе Барту собирался поприветствовать короля Югославии Александра I. Франция пыталась таким образом укрепить отношения с Малой Антантой. Не успели король и Барту сесть в кабриолет и поехать в город, как к ним подскочил мужчина с пистолетом и открыл огонь. Король был трижды ранен и погиб. Барту также получил ранение, вероятнее всего, в него попала шальная полицейская пуля. Она вошла в руку. Рана была на первый взгляд не опасная, однако пуля пробила плечевую артерию, из-за чего Барту начал истекать кровью. Службы безопасности работали не настолько хорошо, чтобы предотвратить убийство, однако на легендарной фотографии того времени изображен конный жандарм, собирающийся зарубить убийцу своей саблей. В это сложно поверить, но Барту отправили в больницу на такси. Никто не обработал должным образом ему рану, и он умер в операционной. Это была глупая смерть, которой можно было бы избежать. Она случилась из-за плохой работы службы безопасности и неумелой первой помощи[520]. Сталин полагал, что короля убили «немецко-польские агенты». Убийства в Австрии и Румынии также были работой «немецких фашистских агентов», которые хотели изменить политику в этих странах. Преступление в Марселе было совершено с той же целью. «Это для меня ясно», — говорил Сталин[521].
Советская разведка выпускала один отчет за другим, отмечая польские заигрывания с Германией и Японией, неизбежность войны на Дальнем Востоке и немецкое перевооружение. Конечно, эти сообщения повлияли на Сталина. Если Германия была потенциальным врагом, то и Польша тоже. Если бы Барту выжил после ранения, все равно не факт, что он остался бы надолго министром иностранных дел, учитывая частые перемены в правительстве в Париже. Кто знает, смог ли бы Барту что-то изменить и укрепить отношения с Москвой? «Кладбища полны незаменимых людей», — говорится в одной французской пословице. Что мы знаем
