Ночные кошмары: Нарушения сна и как мы с ними живем наяву - Элис Вернон

Удивительный пример таких различий описан в исследовании, проведенном Фелисити Уэйт в Оксфордском университете[36]. Команда Уэйт занимается разработкой методики когнитивно-поведенческой терапии (КПТ) для лечения нарушений сна у пациентов с шизофренией. Одна из пациенток, участвовавших в исследовании, испытала гипнопомпическую галлюцинацию, при которой ощутила запах пороха. Ей казалось, что она находится в зоне военных действий, – в реальной жизни такого опыта у нее не было. После того как галлюцинация исчезла, пациентка решила, что «ее жизнь ей не принадлежит» и что на самом деле она – другой человек, который участвовал в войне. Таким образом, у пациентов с шизофренией галлюцинации зачастую вытесняют действительность и порождают новые реальности.

Но Уотерс и ее коллеги выяснили, что, несмотря на эти различия, общий источник гипнопомпических галлюцинаций – таламокортикальная сеть головного мозга. Эта система мозга отвечает за регулирование сна и создание образов в сновидениях и, кроме того, участвует в патологических галлюцинациях, возникающих вследствие психических расстройств и нейродегенеративных заболеваний. Иными словами, галлюцинации возникают, когда структуры мозга, задействованные во время быстрого сна, становятся активными и днем.

У меня галлюцинации начались вскоре после того, как я приступила к сдаче выпускных экзаменов в колледже. Этот период совпал с началом мучительного процесса дистанцирования от Мередит. Какое-то время у меня это плохо получалось: неделю-другую я держалась, а потом она присылала мне милое текстовое сообщение, и я проклинала себя за то, что я ужасный человек. При этом она постоянно являлась мне в кошмарных снах. Мой спящий разум демонстрировал такой ее образ, который днем я даже вообразить не могла. С каждым кошмаром она обретала все более чудовищный вид, что делало эти сны еще страшнее. Спустя некоторое время стало происходить нечто странное. Поскольку сновидения с Мередит все время повторялись, я начала усилием воли заставлять себя проснуться. В результате у меня появились осознанные сновидения – те самые, при которых вы понимаете, что это сон. Об этом я расскажу в главе 7. Если сон мне не нравился, я выбиралась из него, как выбираются из вязкой грязи на чистую дорогу. При этом в моем мозгу, похоже, что-то перестроилось: примерно с того же времени, когда я стала видеть осознанные сны, я иногда просыпаюсь и несколько секунд галлюцинирую.

Сначала это были исключительно пауки. Я просыпалась среди ночи и обнаруживала паука рядом с подушкой, или же он висел на паутине прямо у моего лица. Я боюсь пауков, поэтому отползала как можно дальше и лишь тогда обнаруживала, что ни на постели, ни рядом с ней ничего нет. Однако с годами видения стали сложнее. Надо мной нависают фигуры, как правило это женщины. Независимо от их облика – демонического или совершенно безобидного – меня всегда охватывает первобытный страх. Сердце колотится, и я сразу начинаю размахивать кулаками, чтобы защититься.

Хотя воспоминания о Мередит со временем потускнели, все же есть один случай, думая о котором я вздрагиваю. Вероятно, именно этот эпизод стал тем подгнившим корнем, от которого пошли мои гипнопомпические галлюцинации. Я только поступила в местный колледж и теперь, находясь в отдалении от Мередит, наконец начала осознавать ненормальность ее поведения по отношению ко мне. Но на тот момент я слишком сильно увязла в сетях ее грязного эмоционального шантажа и поэтому, хотя и училась в другом учебном заведении, продолжала раз в неделю вместе с двумя бывшими одноклассницами возвращаться в школу, чтобы помогать на дневных занятиях драмкружка.

В один из таких дней я обнаружила, что во мне закипает неприязнь к Мередит. Я не хотела там находиться. Я не хотела быть рядом с ней.

Она моментально это уловила.

– Задержись после занятий, – сказала она, глядя на меня сверху вниз особенно пристально.

Мне вообще не надо было туда ходить, но тогда пришлось бы искать оправдания, а потом читать массу манипулятивных сообщений. К тому же, наверное, мне хотелось, чтобы она увидела меня в отвратительном расположении духа. Но стоило ей со мной заговорить, моя решимость рухнула. Когда участники драмкружка стали одеваться и уходить, я попыталась незаметно проскользнуть за дверь вместе с ними.

– Мисс Вернон!

Черт!

– Вы никуда не идете!

Я безропотно остановилась и смотрела, как две мои подруги уходят без меня. После того как вышел последний ученик, Мередит закрыла дверь.

Она подошла к пирамиде из стульев, сняла два стула и с грохотом опустила на пол, а затем, взяв их за спинки, протащила через студию.

– Садись. – Она посмотрела на меня. – Ты никуда не уйдешь, пока не расскажешь, в чем дело.

Сидя рядом с ней и уклоняясь от ответов на вопросы, я чувствовала себя так, будто она набивает мне горло ватой. Мой гнев был задушен, и все, что я намеревалась ей высказать, затерялось в мучительно глупой беседе.

Так мы сидели долго. Я твердила, что у меня все в порядке, но она настойчиво выясняла, что меня беспокоит, и не собиралась отпускать, не добившись устраивавшего бы ее ответа.

– Экзамены выбили меня из колеи, – пробормотала я, уставившись на свои туфли. И внезапно нашла идеальную отговорку, ведь Мередит всегда высмеивала мой интерес к естественным наукам: – Все как вы говорили. Не нужно мне было выбирать физику.

То ли она решила, что это правда, то ли уже действительно было слишком поздно, но она наконец меня отпустила. Однако непоправимое уже произошло: в моем мозгу прочно засела мысль, что я уязвима, что я в ловушке, под пристальным властным взглядом.

Мои гипнопомпические галлюцинации улавливают это чувство и усиливают его.

* * *

Термин «гипнопомпические галлюцинации» был предложен Фредериком Майерсом, одним из основателей Общества психических исследований (ОПИ). Эта организация была основана в 1882 г. в Лондоне по итогам конференции Британской национальной ассоциации спиритуалистов. Своей задачей члены ОПИ считали исследование паранормальных и психических явлений с целью выяснить, существуют ли на самом деле такие вещи, как телепатия, призраки и гипноз. Майерс был членом учредительного комитета ОПИ и до своей кончины в 1901 г. успел опубликовать огромное количество лекций, исследований и научных статей. Гипнопомпические галлюцинации Майерс описал в эссе «Подсознание» (The Subliminal Consciousness), опубликованном в 1892 г. в журнале Proceedings of the Society for Psychical Research. Значительная часть работы посвящена таким псевдонаучным явлениям, как телепатия и автоматическое письмо. Автор выдвигает гипотезу, что «поток сознания, в котором мы обыкновенно пребываем, – не единственное сознание, существующее в связи с нашим организмом» и что наш разум состоит из слоев личности – некоторые из них дают о себе знать в определенных состояниях сна или гипноза[37].

Далее в статье Майерс заостряет внимание на осознанности в сновидениях. Он настаивает на том, что живость и причудливость сновидений подтверждают его теорию о существовании более глубоких уровней сознания, способных создавать сложные подобия реальности. Доказательством тому служит «случайный перенос фигур из сновидений» в зрительные образы бодрствующего человека – эти галлюцинации демонстрируют, что мозг может вызывать видения столь же выразительные и яркие, как и всё, что мы видим в период бодрствования. Называть это явление он предлагает термином «гипнопомпические иллюзии», напрямую связывая это название с созданным Альфредом Мори в 1848 г. неологизмом «гипнагогический»: корень «гипн-» на греческом означает «сон», и если «гог-» означает «входить», то «помп-» – «удалять». Иными словами, гипнопомпические галлюцинации – явление, которое возникает, когда мозг выходит из состояния сна. Интересно, удивился бы Майерс, узнав, что придуманный им термин используют по сей день?

И хотя он ввел этот термин в псевдонаучном контексте, ему удалось точно определить описываемое явление как перенос зрительных образов из снов в состояние бодрствования. Майерс продолжил исследования гипнопомпических галлюцинаций, и в результате термин обрел популярность десятилетие спустя, после публикации грандиозной двухтомной рукописи «Человеческая личность и ее жизнь после смерти тела» (Human Personality and its Survival of Bodily Death). В этой работе Майерс отмечает, что галлюцинации – это «вероятно, высшая точка, которой когда-либо достигает способность человека удерживать зрительные образы», и даже высказывает некоторую зависть к тем, кто имеет такой опыт, поскольку его собственная способность к визуализации