Ночные кошмары: Нарушения сна и как мы с ними живем наяву - Элис Вернон
В 1994 г. группа психиатров из Бристоля успешно использовала для лечения ночных страхов у взрослой женщины антидепрессант[88]. Это был препарат, применяемый для лечения ряда психических расстройств, таких как панические атаки, генерализованное тревожное расстройство и обсессивно-компульсивное расстройство. Участницей эксперимента стала 46-летняя женщина с давними проблемами со сном. Ее история немного напоминает мою: в детстве она блуждала во сне, потом это прошло, однако после нескольких лет, проведенных в состоянии стресса из-за сложного брака, закончившегося разводом, у нее появился ряд гораздо более серьезных парасомний. К тому времени, когда она уже была помолвлена с новым партнером, ночные страхи настолько усилились, что это сказывалось на отношениях – каждую ночь у нее случалось по два-три приступа. Она укладывалась спать в одно и то же время, но вскоре после засыпания резко просыпалась, объятая ужасом, вся в поту, с учащенным сердцебиением и одышкой. Когда ее отпускало, она чувствовала растерянность и не могла вспомнить, что произошло и почему ей было так страшно. Днем она едва стояла на ногах и с трудом концентрировалась.
Женщина очень нервничала и стала крепко выпивать, чтобы отключаться при отходе ко сну. Ранее она уже пробовала различные лекарственные препараты, но хотела отказаться от них и уменьшила дозировку. Бристольские исследователи назначили ей антидепрессант в комбинации с транквилизатором, в результате ночные страхи сразу же ослабли, и значительно. Затем, постепенно снижая количество транквилизатора, ученые обнаружили, что ночные страхи не возвращаются. Это позволило предположить, что антидепрессант сам по себе достаточно эффективен для лечения ночных приступов. Женщина перестала употреблять алкоголь, и через восемь месяцев после начала эксперимента у нее наступил самый продолжительный за последние 15 лет период без ночных страхов.
Ночные страхи, пожалуй, одна из наименее изученных парасомний. Возможно, потому, что в них меньше «романтики», чем в остальных. Если их упоминают в художественной литературе, то представляют лишь как симптом посттравматического стрессового расстройства, но и то довольно слабовыраженный: герой просто сидит в постели и кричит. В них нет ни эротического подтекста, как в случае с параличом сна, ни спокойного, витающего в мире грез поведения, как у лунатика. Они пугающие, неэстетичные и шумные, с ними не создать хорошую картинку. Но это не значит, что их не стоит обсуждать. Скорее наоборот: нужно больше информации об их последствиях и о том, как люди их переживают. Как мы уже видели, это особенно важно, когда речь идет о детях, которым бывает трудно рассказать, чего они боятся ночью и как тревожно им спать. Нейробиологи и психологи продолжают работать над пониманием этого мучительного расстройства сна, мы же должны искать способы, как выразить ночные страхи.
Если ночные страхи относительно мало представлены в истории и культуре, то сновидения подробно изучаются на протяжении тысячелетий. Это сопутствующее сну явление оказало на нашу фантазию больше влияния, чем любая другая парасомния. Оно изучено со всех сторон и отображено во всех видах искусства. В следующей главе мы рассмотрим некоторые теории, исследования и художественные представления о жизни, которую проживаем, и местах, куда отправляемся, когда спим.
Глава 6
Пересказывая сны
4 октября 1939 г. миссис Дин, молодая женщина из Портсмута, записала свой сон для проекта социальных исследований Mass Observation. Целью этого проекта, начатого в 1937 г., был сбор материалов о повседневной жизни граждан Великобритании в виде дневников или анкет. Во время Второй мировой войны это дало ученым возможность выяснить, каким образом новости, пропаганда и ограничения влияют на людей. В сновидении мысли миссис Дин явно заняты войной:
Помню одну фантастическую сцену: кладбище при церкви, почему-то затопленное на метр [густой] темной жижей с плавающими в ней сорняками, веревками и обрывками проводов. Это приснилось мне в ночь после того, как я увидела в газетах фотографии противогазов для детей, и я ничуть не сомневалась, что это стало причиной такой концовки сна.
Мой сын, который мне привиделся в том страшном сне примерно месяц назад, играл на этом кладбище и пропал. Мы сбились с ног в поисках, а жижа продолжала подниматься и покрывать дорожки. В отчаянии я принялась ощупывать сорняки, наткнулась на что-то продолговатое и потянула вверх. Это был мой сын в таком противогазе, как водолаз внутри своего костюма.
От начала до конца я помню только этот сон. Остальные стираются из памяти почти сразу после пробуждения, но я точно знаю, что на мои сновидения влияет война[89].
Это один из сотен подобных отчетов, представленных в организацию социологических исследований. Ученых особенно интересовало, влияют ли на сны, особенно на плохие и тревожные, сводки новостей и пропаганда, рисующая мрачную картину войны.
Эти сны вызывают глубокий интерес, в каждом из них своя история и свои персонажи. Они дают возможность получить представление о том, чем жили и о чем тревожились британцы. Одни представляют собой зарисовки в несколько предложений, записанные лишь для проформы. Другие – длинные, подробные, перескакивающие с одного на другое повествования, авторы которых, кажется, в восторге от того, что кому-то могут рассказать нечто столь личное и странное. Многие сны связаны с войной. Сцены насилия, паники, когда человек прячется или убегает от врага, и описания апокалиптического воя сирен воздушной тревоги перемежаются с обычными сновидениями, в которых люди ходят по магазинам, гуляют в парке, беспокоятся оттого, что не подготовились к экзамену. Кто-то, как миссис Дин, отмечает влияние войны на сон, другие, записывая свои сновидения, не обращают особого внимания на многочисленные образы, связанные с войной. Она фактически вплетается в саму ткань сна, и некоторых участников опроса Mass Observation больше интересуют другие аспекты сновидений.
Нэнси Браун, библиотекарша из Байдфорда, прислала описания нескольких снов. Они довольно короткие, но при этом она весьма увлеченно рассказывает о своих ощущениях. Ее пояснительные комментарии подтверждают, что участившиеся сновидения на тему войны стали почти нормой. Один из самых интересных снов, представленных Нэнси, записан 29 сентября 1939 г.:
Воздушная тревога. Я укрылась в комнате наверху, со мной несколько детей. Они прижались носами к [французскому] окну. Стекло выбило, но дети пострадали совсем чуть-чуть. Мне пришлось перевязать им руки.
Примечание: считаю это результатом субботнего похода [в кино] на «Грозовой перевал»: Хитклиф намеренно просовывает руки в оконное стекло, а затем Флора Робсон их перевязывает.
Фильмы фигурируют в снах Нэнси Браун не раз. Например, после просмотра боевика ей снится Сталин. Но для Нэнси на первый план всегда выходит сама кинолента, а война остается неким фоном.
В отчете, составленном по результатам исследования, специалисты проекта Mass Observation рассуждают о том, являются ли содержание пропаганды и используемые в ней образы причиной того, что в снах присутствуют сцены насилия и жестокости. В разделе, озаглавленном «Применение вышеизложенного материала для управления страной в военное время», авторы предлагают «посредством пропаганды придерживаться некоего серединного курса: не акцентировать добропорядочность немцев, но и не вызывать чрезмерное усиление агрессии, активно упирая на жестокость врага»[90]. Они задаются вопросом, принесет ли изменение тональности пользу обществу: возможно, тогда получится изменить содержание сновидений у граждан – от образов врага к сценам победы Британии.
* * *
Сновидения посещают нас во время циклических фаз быстрого сна, становящихся на протяжении ночи все более продолжительными. Считается, что с помощью сновидений наш мозг фильтрует воспоминания и опыт, встраивая в них то, что мы узнали, или повторяя то, что видели и о чем думали в течение дня. Это может быть нечто обыденное или фантастическое, обрывки образов или полноценные
