Мы что, рожаем? Или то, что вы боялись спросить у акушера-гинеколога - Наталья Викторовна Цалко

Когда шла с заявлением на уход из ординатуры, было ощущение, что не складывается, не получается, она, не вынимая сигареты изо рта вяло спросила: «Ты куда это?» И, узнав, выдыхая наскоро дым, сказала: «Зайди». Прикрыла дверь и двумя фразами с непередаваемой лексикой привела в чувство, причем на всю жизнь.

Приемы человек 50, она в тапочках, бежит, слышно издалека, УЗИ сама, тут же осмотр. Гемолитическая болезнь, фето-фетальный синдром, тяжелые случаи. Пишет, не отрывая ручки от стола, буквы огромные, стол дрожит в такт.

Однажды к ней на прием священник привел жену и хотел, что называется, проскочить. Милые беременные женщины вынесли его вместе с супругой за забор. К ней он попал под вечер, долго благословлял, говорил, мол, трудная какая у вас работа, прямо послушание. Притом, что все девочки – кисочки, лапочки, заиньки, и так по сей день, годы тут не властны.

Потом операция с Вовиком. Вовик, на секундочку, великий врач УЗИ, про которого говорят, что на дежурстве и в кабинете УЗИ, после дежурства, сидят два разных Владимир Борисовича.

И вот они вместе ловят, заклинают, он ей как-то так показывает, а она попадает в сосуд в пуповине и совершает действо, то, что неведомо простым смертным, и я говорю о врачах, переливают кровь внутриутробно. Прошли годы, они все те же, волшебники, Вовик и Саша, на Москву таких умельцев и пяток не наберешь.

Предание гласит, что когда под утро в ординаторскую зашел Марк Аркадьевич, то сонная Зверева, упавшая в затишье на 20 минут, перед конференцией, повернувшись на шум, сквозь приоткрытые глаза вполоборота громко сказала, глядя на него: «Господи, надо же такой ерунде присниться». Отвернулась и продолжила спать. Шеф захохотал и вышел, ничего не сказал, он всегда все понимал.

Еще про Звереву. На концерте Depeche mode я стою в фан-зоне, и как только Дейв Гаан традиционно скидывает жилет, оставшись в брюках на остях, мне тут же прилетают СМС на кнопочный телефон от Зверевой с трибуны, еще тогда латиницей писали: «Мусья, ты там рядом, потрогай его».

Прихожу в Битцу на занятие, мне выводят серого Каспера с челкой и денщик Коля спрашивает: «А ты где работаешь-то?» – «О! У нас из центра планирования Маша же занимается». Какая, думаю, Маша, с первого года, что ли, ординатор.

И тут на круг вылетает Маша, с косой ниже пояса, проходит мягким галопом, ну комиссар чесслово, красота неимоверная, как в кино. Подзываю Колю: «Она?» – «Ага!» – «Коль! Это не Маша – это живая легенда!»

Мария Владимировна Лукашина – великий бессменный руководитель огромного отделения патологии беременных, постоянный ассистент Марка Аркадьевича на операциях. Ее родители, не будучи медиками, вырастили двух прекрасных докторов, брат – известный патологоанатом, Мария Владимировна – акушер. Когда они издали свои первые научные труды, то папа с гордостью делился: «Дети у меня, умнейшие, книжки какие пишут. Только я не читаю. Ой, Андрюшкины страшно, а Машины стыдно».

Ведение беременности, документации, кропотливый труд. Спокойно размеренно преподавала и оперировала же великолепно, ходила и с нами вставала на ассистенцию. Представляете, каково это стоять с юным, но она спокойно наставляла всех на будущее.

Про академика как раз: «Главное, когда он кричит, быстрее вяжи. Не ведись, вяжи как можешь, иначе запутаешься и будет хуже. Ему всегда медленно, все равно не догонишь». Кстати, по сей день совет работает.

Там в памяти ни одного злого лица, ни одного истеричного, ведь и ругали нас, и отчитывали. Это стандартный процесс учебы, такая напряженная профессия, ответственность же колоссальная, этому и учили, но как родители, на своем примере, поэтому они все родные.

Улыбка и смех Устиновой, кто способен забыть Викусю. Иначе никто из своих и не зовет по сию пору. Когда лежала в реанимации с ковидом, в тяжелейшем состоянии, ординаторы жаловались, что оперировать надо, страшно. А она сказала: «Подведите к столу, стоять не могу, оперировать запросто, только держите». А после практически клинической смерти, рассылала СМС: «Девчонки, пришла в себя, а тут такие женихи рядом». А там, конечно было из чего выбрать, 96+.

Мы до сих пор ей звоним, чтобы узнать, как поточнее, правильно написать что-то очень сложное, она знает всегда и идеально. Ковид был бессилен против такого светлого человечка.

А Ольга Николаевна Курбатская, она и сейчас-то Моника Белучи, а 20 лет назад – невыносимая же красота, и что самое страшное, такт, воспитанность, безупречна. Всегда найдет время деликатно отвести в сторону и студенту, очень серьезно, на Вы сообщить тихо: «Там-то ошиблись, надо вот так». Бесценное, золотое качество. После дежурства пудрит носик и, обводя взглядом ординаторскую, разрушенную, огромным нашествием врачей, чуть прикрыв длинные ресницы: «Ну что, пойдем пахать». Мир вздрогнул, до тех пор не видав таких пахарей. Знаю ординаторов мужчин, которые остались в акушерстве, потому что там была Курбатская.

Как она приехала в ночной рубашке на роды, просто встала, по звонку и так села за руль. Рожала пациентка с пятью рубцами и, что характерно, родила. Устинова, дежурящая, стояла как вратарь у ворот, в ожидании. Друг-дружок и единственный мой отчаянный фанат. Пишет стихи, не отходя от листка и ручки, просто берет и создает на нужную тебе тему.

При первых аккордах заводной музыки пускается в пляс, безумный книгочей. Вместе лихоманимся от хорошей книги, если прочтешь вперед нее и дашь спойлер, грозится поколотить со смешно серьезным лицом.

А еще у нас есть особый язык для общения, сейчас уж носители исчезли, современники брезгливо морщат носики, а мы, уже старики, умеем говорить советским кинематографом, фразами, жестами. Это потаенная крепчайшая связь.

Может интонационно вывести из любого провала ментальности, необязательно рабочего. Вот это непередаваемое с чуть сморщенным носиком: «Ой, все у тебя драма». Серьезный, въедливый специалист, легкий, веселый человек. Парадокс и моя личная отрада.

Как можно каждую утреннюю, после дежурства, сводку, не вспоминать крик акушерок родблока: «Не сходится по головам, а Веклича вычли? Он в третьем боксе». Произнеси эту фамилию, и каждый расплывется в улыбке. Косточка – самый терпеливый доктор, самый выдержанный и веселый. Апеллировал двумя фразами на все случаи. Во вверенном ему операционном отделении порядок, все очень стараются, чтобы Костечку не расстроить, такая вот любовь. Там служба военная за плечами, очень серьезная, летом приезжает на работу на велосипеде, сзади удочки, по дороге поет.

А как можно не ощущать вклад Нормантович Татьяны