Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

В последние годы было предпринято немало попыток если не доказать, то декларировать, что подобный подход к языку, развиваемый в структуральном языкознании, не только не противоречит диалектическому материализму, но даже представляет собой конкретное применение его основных принципов к исследованию языка[102].

Понятия системы и структуры, действительно, широко использовались в произведениях К. Маркса и Ф. Энгельса.

«Уразумение того, – писал Ф. Энгельс, – что вся совокупность процессов природы находится в систематической связи, побуждает науку выявлять эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в целом. Но вполне соответствующее своему предмету, исчерпывающее научное изображение этой связи, построение точного мысленного отображения мировой системы, в которой мы живем, остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозможным»[103].

Образцом системного анализа экономики капиталистического общества является «Капитал» К. Маркса. Имея в виду это обстоятельство, можно сказать, что структурный метод, получивший в последние десятилетия широкое распространение в языкознании, этнографии, литературоведении и некоторых других общественных науках, не может претендовать на оригинальность.

Более того, понятия системы и структуры могут рассматриваться как производные от такого диалектического принципа, как принцип всеобщей связи и взаимообусловленности явлений. Однако между пониманием системы и структуры, которое развивалось в структуральном языкознании, и марксистским пониманием системы и структуры существуют глубокие принципиальные различия. С точки зрения структурализма как определенного лингвистического направления языковые явления на всех уровнях представляют собой результат тех отношений, в которых они находятся друг к другу, так что качественная определенность языковых явлений целиком определяется этими отношениями. Иначе говоря, если понимать под системой совокупность определенным образом соотносящихся элементов, каждый из которых обладает качественной определенностью, проявляющейся в его отношениях с другими элементами, а под структурой – одни отношения этих элементов[104], то оказывается, что в рамках структурального направления в языкознании язык по существу отождествляется со структурой, а понятие системы становится излишним. По другому рассматривается вопрос о роли отношений в создании качественной определенности объектов в марксистской философии.

С позиций диалектического материализма отношение есть всегда отношение вещей по какому-либо свойству, присущему каждой из них. Не существует отношения вне отношения вещей. Как писал К. Маркс,

«способность вещи есть… нечто внутренне присущее вещи, хотя это внутренне присущее ей свойство может проявляться только… в ее отношении к другим вещам»[105].

Эта точка зрения диалектического материализма противопоставляется положению объективного идеализма об особой, «надвещественной», реальности отношений. Но именно положение о языке как сети отношений, которая формирует «субстанцию» (звуковую и семантическую), и для которой характер «вещной» формы ее воплощения безразличен, является методологической, философской основой структурального направления языкознания или по крайней мере таких его течений, как соссюрианство, глоссематика, дескриптивная лингвистика[106] и др.

Противопоставляя структуральный подход к анализу языка таковому же с позиций «наивного реализма», Л. Ельмслев писал:

«…и рассматриваемый объект, и его части существуют только в силу этих зависимостей; рассматриваемый объект как целое может быть определен только через их общую сумму; каждая из его частей может быть определена только через зависимости, связывающие ее с другими соотносимыми частями следующего уровня, и через сумму зависимостей, которые связывают части этого следующего уровня друг с другом. При таком рассмотрении „объекты“ наивного реализма, с нашей точки зрения, являются не чем иным, как пересечением пучков подобных зависимостей. Иными словами, объекты могут быть описаны только с их помощью и могут быть определены и научно рассмотрены только таким путем. Зависимости, которые наивный реализм рассматривает как вторичные, предполагающие существование объектов, становятся с этой точки зрения первичными, предопределяемыми взаимными пересечениями. Постулирование объектов как чего-то отличного от терминов отношений является излишней аксиомой и, следовательно, метафизической гипотезой, от которой лингвистике предстоит освободиться»[107].

Другой представитель этого направления в языкознании X.И. Ульдалль, определяя свои позиции в широком философском плане, писал:

«С научной точки зрения вселенная состоит не из предметов или даже „материи“, а только из функций, устанавливаемых между предметами; предметы же в свою очередь рассматриваются только как точки пересечения функций. „Материал“ как таковой совершенно не принимается в расчет, так что научная картина мира представляет собой скорее диаграмму, чем картину»[108].

Отношения (зависимости – по Л. Ельмслеву, функции – по X. Ульдаллю), действительно, имеют статус реального существования, но лишь постольку, поскольку они есть отношения вещей. Диалектика вещи, свойства и отношения состоит именно в том, что не существует отношений помимо вещей, но не существует и вещей, их свойств вне отношений. Анализируя понятие стоимости, К. Маркс писал, что

«свойства данной вещи не возникают из ее отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении»[109].

В самом деле, когда устанавливается отношение равенства по весу двух различных предметов (например, 1 кг чая и 1 кг железа в виде гири), то тяжесть этих обоих предметов существовала до того, как они были поставлены в это отношение – она является результатом земного притяжения. Аналогичным образом отношение равенства по стоимости 1 кг чая и 10 м материи не означает, что стоимость в этих предметах появилась в результате установления этого отношения – она была создана одинаковыми в обоих случаях затратами труда, общественно необходимого для производства соответствующих потребительских стоимостей.

Конечно, вещи могут вступать друг с другом и в каузальные, причинно-следственные отношения, т.е. взаимодействовать друг с другом таким образом, что это приводит к изменению их качественной определенности. Однако такого рода взаимодействия возможны только как взаимодействия вещей, а не пучков «надвещественных» отношений. Очевидно, что сам принцип, согласно которому качественная определенность вещей, находящихся в тех или иных отношениях, целиком создается этими отношениями, содержит в себе логическое противоречие. В самом деле, как нечто, само по себе не обладающее какими-либо свойствами, той или иной качественной определенностью, может так воздействовать на другое нечто, находящееся с ним в определенных отношениях, что создает качественную определенность этого второго нечто и обратно?

Очевидно также, что и сами отношения могут носить различный характер лишь потому, что они есть отношения вещей, различных по своей качественной определенности.

Кроме того, следует отметить, что причинно-следственные отношения по самой сути своей исключаются из того понятия языка как системы, которое развивается в структуральном языкознании, и в лучшем случае учитываются в этом направлении лишь при диахроническом подходе к исследованию языка. С.К. Шаумян и некоторые другие лингвисты утверждают, что разделяемый ими тезис о языке как сети отношений вполне