Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

«Встречается мнение, – пишет С.К. Шаумян, – что изучение элементов языка как пучков отношений будто бы представляет собой проявление идеализма, поскольку в этом случае лингвистика, дескать, отрывает отношения от материи.

В действительности, – продолжает он, – это мнение в корне ошибочно. Оно основано на произвольном сужении философского понятия материи»[110].

Из дальнейших рассуждений С.К. Шаумяна следует, что, поскольку

«с точки зрения диалектического материализма понятие материи ничего другого не означает, как объективную реальность, существующую вне нашего сознания»,

то и отношения должны включаться в понятие материи, так как они тоже существуют объективно[111].

С.К. Шаумян так и пишет:

«Если верно, что единственным свойством материи, с признанием которого связан диалектический материализм, есть свойство быть объективной реальностью, то становится ясным, что характеристика лингвистических единиц, как пучков отношений, не дает никакого повода утверждать, что „материя исчезла, остались одни отношения“»[112].

Правда, уже в следующем предложении С.К. Шаумян утверждает, что отношения есть одно из свойств материи[113], что, конечно, далеко не одно и то же – быть материей или быть лишь одним из ее свойств (в частности, одним из свойств материи является и психическое, идеальное). Нетрудно показать полную несостоятельность попытки С.К. Шаумяна примирить структуралистский тезис о языке как сети отношений с диалектическим материализмом.

Во-первых, С.К. Шаумян, по-видимому, не стал бы отрицать, что язык включает в себя как материальную, так и идеальную сторону, а следовательно, и разного рода отношения – между его материальными и идеальными элементами и между теми и другими. Ясно поэтому, что, если даже мы и будем рассматривать язык как сеть отношений, он никак не может считаться только материальным явлением, как это следует из рассуждении С.К. Шаумяна. Данные рассуждения, таким образом, представляют собой очередную попытку «снять» противопоставление идеального и материального, подобно тому как в свое время Э. Мах и другие позитивисты пытались это сделать путем введения понятия элемент, якобы нейтрального по отношению к понятию материального и идеального.

Во-вторых, категория отношения коррелирует с категориями вещи и свойства, а не материи, как это полагает С.К. Шаумян, и тезис о языке как сети отношений не может быть принят с позиций марксистско-ленинской философии потому, что он противоречит одному из ее основных положений, согласно которому отношения, хотя они и существуют объективно, есть всегда отношения вещей. И как бы ни изменялись наши физические представления о материи и ее строении по мере углубления человеческого познания, это не приведет к тому, что различение понятий вещь и отношение потеряет свое основание.

Наконец, следует заметить, что понятие материи с точки зрения марксистско-ленинской философии включает не только тот признак, что она есть объективная реальность, существующая вне нашего сознания, но и другой признак, а именно, что она как объективная реальность

«дана человеку в ощущениях его, …копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них»[114].

Отношения, так же как и вещи, отражаются человеком, однако лишь постольку и потому, что они есть отношения вещей, – без вещей, сами по себе отношения не могли бы воздействовать на наши органы чувств, не могли бы восприниматься, отражаться человеком.

Понимание языка как системы, развиваемое в структуральном языкознании, оказывается уязвимым также и в другом отношении. Диалектический принцип всеобщей связи и взаимообусловленности предполагает, что язык, как и все другие общественные и природные явления, не является чем-то изолированным, самостоятельным, а, наоборот, в своем существовании и развитии подвержен воздействию неязыковых явлении, нелингвистических факторов, к числу которых прежде всего относятся человеческое мышление, познающее действительность, и общество. Между тем структуральное направление в языкознании, абсолютизируя роль отношений, в которых находятся друг к другу языковые единицы, в формировании их качественной определенности, постулируя принцип имманентности языка, отрицает связи, отношения и взаимодействия языковых явлений с неязыковыми, т.е. ограничивает действие принципа связи и взаимодействия лишь пределами языка. Тем самым абсолютизируется та относительная самостоятельность, которая, действительно, свойственна языку как системе. Эта абсолютизация приводит к тому, что функциональная сторона языка, его функции быть средством осуществления и существования абстрактного, обобщенного мышления и средством общения рассматриваются как чисто внешние для его статуса, как системы. Приводимое в обоснование такого подхода к языку положение о том, что любая наука становится таковой только тогда, когда предмет ее исследования приобретает гомогенный характер (так называемый принцип гомогенности)[115], находится в очевидном противоречии с закономерностями развития науки, в частности, с фактом формирования и успешного развития в последнее десятилетие ряда «промежуточных» наук (биохимии, биофизики, физической химии и т.п.), а также с тем фактом, что преимущественными точками «роста» современной науки являются области, промежуточные между уже выделившимися науками.

Возникает также вопрос об эвристической ценности того подхода к исследованию языка, который базируется на его понимании как сети отношений (зависимостей, функций). Некоторые авторы, указывая на несостоятельность такого понимания языка, вместе с тем склонны оправдывать те методы, которые на нем основываются. Так, например, А.А. Ветров пишет:

«Формальные исследования лингвистических (языковых? – В.П.) явлений (их описание через отношение друг к другу, а не посредством значений) есть факт науки, проверенный и подтвержденный практикой (автоматический перевод), и нельзя игнорировать этот факт лишь на том основании, что некоторые лингвисты подводят под него порочную философскую базу (бихевиоризм Л. Блумфильда, идеализм в истолковании отношений у глоссематиков)»[116] (разрядка наша. – В.П.).

Говоря далее о философской базе глоссематики в ее отношении к применяемым в этом направлении методам исследования, А.А. Ветров пишет:

«Их ошибка заключается не в характере лингвистической практики, а в способе ее философского обоснования. Признавать имманентные отношения между элементами языковой системы нужно и полезно. Но совсем не потому, что, как думают глоссематики, всякая действительность (в том числе и язык) целиком сводится к отношениям, так сказать, растворяется в них. На самом деле отношения составляют лишь одну из сторон действительности (включая и язык), и их познание необходимо в той мере, в какой раскрытие одной из сторон предмета способствует познанию предмета в целом»[117].

Зависимость между философскими принципами того или иного направления в науке и применяемыми в ней методами исследования, действительно, может иметь весьма сложный и опосредованный характер. В частности, применяемые на практике методы исследования нередко базируются не на декларируемых в том или ином направлении ошибочных философских принципах, а имплицитно предполагают совсем иные и приемлемые философские основания. Если учитывать конкретные лингвистические исследования в дескриптивной лингвистике и глоссематике,