Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

то здесь также выявляется сложная картина соотношения философских принципов и методов исследования. Однако это соотношение оказывается совсем не тем, каким оно представляется А.А. Ветрову. В глоссематике, как отмечает и А.А. Ветров, основным философским принципом является положение о языке как сети «надвещественных» отношений. Основной методологический постулат этого направления – для полного описания языковых явлений всех уровней языка в целом необходимо и достаточно учитывать лишь синтагматические отношения языковых единиц – есть лишь следствие указанного выше понимания сущности языка. Несостоятельность этого постулата состоит не в том, что при описании языковых единиц не нужно учитывать их синтагматические связи, а в том, что такой учет предполагается достаточным для того, чтобы дать их исчерпывающее описание, не обращаясь ни к их значению, ни к «вещной» природе их материальной стороны. Вместе с тем в конкретной исследовательской практике представители глоссематики, и в том числе сам Л. Ельмслев, отступали от этого постулата и учитывали при исследовании языка и значение, и акустически-артикуляционные характеристики материальной стороны языковых единиц, поскольку только на основе учета их синтагматических отношений дать их адекватное описание оказалось невозможным, что в дальнейшем выявил также и практический опыт машинного перевода. Тем самым была продемонстрирована также несостоятельность философских основ глоссематики, на которых базировался указанный выше методологический постулат. Иное соотношение между философскими основами и предлагаемыми методами исследования выявляется для дискриптивной лингвистики (см. с. 71 – 72 наст. работы).

Оправдывая такой подход к языку, когда описываются лишь отношения языковых единиц, А.А. Ветров проводит аналогию между формальной логикой и лингвистикой. Он пишет:

«Как изучает логические законы современный логик? Путем построения формальных систем. Но строя формальную систему (скажем, исчисление высказываний), логик отвлекается от отношения символов системы к вещам и образам вещей в сознании (т.е. от значений). Логик рассматривает отношение символов друг к другу. Он имеет дело непосредственно с отношениями символов в рамках системы, с отношениями, имманентными системе, а не с вещами, обозначаемыми символами, не с явлениями, внешними системе. И никому в голову не придет теперь обвинять логика, изучающего формальные системы, в идеализме. Ведь с методологической точки зрения нет никакой разницы между лингвистом, который строит алгебру языка, вводя определенные символы и рассматривая отношения между ними при абстрагировании от их значения, и логиком, который, конструируя алгебру логики, описывает символы, образующие ее, а затем устанавливает между ними чисто формальные отношения, не ссылаясь при этом на значения»[118].

С этим высказыванием А.А. Ветрова трудно согласиться, так как между логиком и лингвистом-формалистом, например приверженцем глоссематики, есть существенное различие именно с методологической точки зрения. В самом деле, хотя предметом формальной логики являются только логические формы мышления, логические связи высказываний, никто из представителей материалистической логики не считает, что их исследованием исчерпывается также и содержательная сторона высказываний и нашего мышления в целом. В отличие от этого формалист-лингвист, исследуя отношения языковых единиц, полагает, что тем самым он дает исчерпывающее описание этих единиц и в том числе их значений, так как, по его мнению, языковое значение есть всецело продукт этих имманентных для языка отношений. Конечно, можно, как это предлагает вслед за некоторыми лингвистами А.А. Ветров, ограничить лингвистические изыскания областью смысловых структур, или структур значений[119], понимаемых как есть отношений языковых единиц, а проблему сущности значения (смысла) передать в ведение семиотики. Однако здесь неизбежно возникает вопрос о том, насколько закономерно такое разграничение областей исследования лингвистики и семиотики, если языковое значение не сводится к отношениям языковых единиц, а что дело обстоит именно так, признает и сам А.А. Ветров[120].

Тенденция рассматривать методы исследования языка как нечто независимое от философских принципов, лежащих в основе понимания сущности языка, проявляется у А.А. Ветрова и в трактовке соотношения собственно лингвистического и кибернетического подхода к исследованию языка. Так, справедливо отмечая, что

«процедура использования метода семантических множителей не отражает реальных процессов языковой практики человека»,

А.А. Ветров полагает вместе с тем, что

«в области машинного перевода он может оказаться весьма плодотворным»[121].

И далее он пишет:

«Лингвист в данном случае стремится не к такому описанию естественного языка, которое в первую очередь являлось бы отображением его реальной структуры и процедур его использования в реальной практике языкового общения, а к описанию, которое было бы наиболее адекватным, например, с точки зрения точности перевода, осуществляемого кибернетической машиной. Адекватность же описания в этом смысле не всегда совпадает с отражением реальных свойств языка»[122] (разрядка наша. – В.П.).

Логику подобного рассуждения в рамках марксистско-ленинской философии понять трудно. В самом деле, здесь неизбежно возникает вопрос, как то или иное описание языка, не являющееся адекватным отражением реальных его свойств, может получить успешное применение в такой практической деятельности, как машинный перевод, т.е. полностью оправдать себя на практике, которая, как известно, и выступает в конечном счете как критерий истинности человеческого знания.

Итак, нередко весьма сложный и опосредованный характер соотношения философских принципов того или иного направления в языкознании и применяемых в нем методов исследования не дает оснований рассматривать последние как нечто независимое от первых или считать, что те или иные методы, базирующиеся на ошибочном понимании сущностных характеристик языка, могут тем не менее быть оправданы ввиду их мнимой практической эффективности[123].

§ 3. Роль фактора отражения действительности в формировании идеальной стороны языковых единиц различных уровней

Основанный на чисто реляционном подходе тезис о языке как имманентном явлении, а о его составляющих языковых единицах как знаковых по своей природе в обеих их сторонах позволяет рассматривать язык не как орудие, посредством которого осуществляется абстрактное, обобщенное мышление и в сознании человека отражается объективная действительность, а как такое явление, которое жестко определяет сам характер (тип) мышления, его логический строй и результаты познания человеком объективной действительности. Такого рода понимание языка в его отношении к мышлению, человеческому познанию и действительности, как уже отмечалось (см. выше, гл. I), развивается в неогумбольдтианство (европейском и американском), в общей семантике и лингвистической философии, которые являются ведущими направлениями неопозитивизма, а также в экзистенциалистской герменевтике и в некоторых направлениях семиотики.

«Для всех этих течений, – отмечает Ф.П. Филин, – характерна общая черта – возведение языка как системы знаков в абсолют, своеобразная магия языка»[124].

Аналогичным образом в эстетике и литературоведении получили широкое распространение взгляды, согласно которым произведения искусства представляют собой особого рода знаковые системы, основной чертой которых является их имманентность, их