Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов
При этом, однако, остается неразъясненным, почему отношение материальной стороны языковой единицы к денотату или понятию включается как ее вторая сторона в состав языковой единицы; ведь, очевидно, что отношение не может быть компонентом только одного из членов отношения. Далее, если, например, значение слова есть отношение его материальной стороны к понятию или денотату, или тому и другому одновременно, то должно быть столько различных отношений этого рода, сколько существует различных лексических значений. Но очевидно, что на самом деле во всех случаях указанное отношение в принципе остается одним и тем же – звуковая сторона слова стол относится к соответствующему денотату или понятию так же, как и звуковая сторона слова стул относится к понятию ‘стул’ или денотату этого слова и т.п.[93] – во всех подобных случаях это отношение будет отношением знаковой функции.
Самое существенное здесь, однако, заключается в том, что мыслящий субъект может относить материальную сторону языковой единицы к тем или иным явлениям объективной действительности (за одним исключением, о котором ниже) только при условии знания совокупности общих признаков этих явлений, т.е. при наличии у него в мозгу их образа (в гносеологическом смысле). Как отмечает Л.О. Резников,
«…отношение знака к предмету опосредовано значением знака, т.е. тем отражением предмета, носителем которого знак является»[94].
Однако следует отметить, что в этом отношении имеется существенное различие между собственными и нарицательными именами. Употребление нарицательного имени для обозначения какого-либо единичного конкретного объекта возможно и в том случае, если тот или иной субъект не имеет предварительного знания о том, что это имя относится к данному конкретному объекту, благодаря наличию у субъекта образа объектов данного рода.
В то же время наименование какого-либо конкретного объекта собственным именем возможно лишь при условии знания субъектом того, что соответствующий объект является денотатом этого собственного имени, т.е. факта отнесенности последнего к этому объекту.
Таким образом, положение о том, что значение (десигнат) языковой единицы есть отношение к денотату ее материальной стороны, по-видимому, можно считать справедливым только применительно к собственным именам, однако с той оговоркой, что поскольку эта отнесенность осуществляется мыслящим субъектом, то правильнее будет говорить о десигнате того или иного собственного имени как знании того, что данное собственное имя относится к данному единичному объекту. Как писал А. Черч,
«…собственное имя всегда есть или, по крайней мере, всегда считается чьим-то именем»,
«…собственное имя обозначает, или называет то, чьим именем оно является»[95].
Иначе говоря, различие между нарицательным и собственным именем состоит в том, что если значение (десигнат) первого есть образ (в гносеологическом смысле) объектов того или иного рода и не предполагает знания всех объектов данного рода, к которым оно относится, то значение (десигнат) второго есть лишь знание того, что оно (собственное имя) называет, обозначает соответствующий единичный объект.
«Знание о наличии предмета, называемого собственным именем, и есть значение последнего»[96]
– пишет Л.О. Резников.
Трактовка значения языковой единицы как ее отношения к денотату приводит по существу к устранению из языковой сферы идеального как результата отражательной деятельности человеческого мышления, поскольку реальными компонентами знаковой ситуации в этом случае остаются лишь денотат и материальная сторона языковой единицы. Тем самым из знаковой ситуации исключается и человек как субъект познавательной деятельности, а это в конечном счете приводит к тому, что теряется различие между языковым знаком как компонентом познавательной деятельности человека, направленной на существующую вне него действительность, и самой этой действительностью, первичной по отношению к языковому знаку[97]. Таким образом, определение значения как отношения знака к денотату приводит к выводам идеалистического характера.
Выше уже говорилось о существенных логических изъянах в определении значения как отношения знака к понятию. Л.О. Резниковым отмечен еще один его логический недостаток. Он пишет:
«Но что собою представляет отношение знака к отражению предмета в сознании? Это отношение состоит в том, что знак является материальным средством выражения (воплощения, фиксирования) этого отражения (образа, понятия). Следовательно, сказать, что значение есть отношение знака к отражению, – это все равно, что сказать: значение есть выражение отражения в знаке, ибо в этом выражении и состоит отношение между ними»[98].
Итак, трактовка значения языковой единицы как отношения ее материальной стороны к денотату или понятию не только не соответствует его природе, но и оказывается по самой своей сути весьма уязвимой в логическом отношении, а также в том, что касается тех философских принципов, на которых она (эта трактовка) зиждется.
Отражение действительности, если исходить из определения понятия отношение, можно рассматривать как один из его видов. Однако это не означает, что нет оснований для постановки дилеммы: значение языковой единицы есть
· или отражение действительности (денотата), ее образ (в гносеологическом смысле)
· или отношение ее материальной стороны к денотату.
Между этими двумя точками зрения сохраняется принципиальное различие и при указанном подходе к решению этой дискуссионной проблемы. Ведь отражение действительности в значении идеальной стороны языковой единицы есть такое ее отношение к какому-либо объекту действительности (денотату), которое предполагает наличие образа (в гносеологическом смысле) соответствующего объекта действительности (денотата), в то время как согласно второй точке зрения в этом случае есть лишь отношение, а точнее говоря, отнесение материальной стороны языковой единицы к денотату в соответствующей знаковой ситуации, но нет образа (в гносеологическом смысле) того денотата, который именуется этой языковой единицей.
В последнее время А.С. Мельничук[99] выдвинул концепцию, в которой делается попытка объединить понимание значения билатеральной языковой единицы как образа (в гносеологическом смысле) денотата и его понимание как отношения ее материальной стороны к денотату и/или понятию о нем. По его мнению, наряду с психическим образом обозначаемого объекта (причем образ не является знаковым по своей природе и с психологической точки зрения может рассматриваться в качестве содержания знака, хотя и не является одной из его сторон) в идеальную сторону двусторонней языковой
