Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов
О принципиальном отличии предикации (предикативного отношения) от атрибуции (атрибутивного отношения) свидетельствует и тот факт, что далеко не каждая предикативная конструкция может быть преобразована в атрибутивное словосочетание. Это, например, можно сказать хотя бы о некоторых предложениях, выражающих суждение, предикат которого представляет собой более общее (родовое) понятие по отношению к субъекту. Так, предложение Золото – металл не может быть преобразовано в атрибутивное словосочетание металлическое золото.
Существует точка зрения, согласно которой категория предикативности, помимо интонации, которая в этой функции используется во всех языках, получает свое выражение в категориях времени, лица и модальности. Это положение кажется обоснованным в том, что касается соотношения категорий модальности и предикативности, чего, однако, нельзя сказать о соотношении предикативности с категориями времени и лица. В самом деле, есть языки, в которых категория лица не свойственна даже глаголу (как, например, в китайском), не говоря уже о других частях речи, выступающих в функции или позиции сказуемого. В других языках, как, например в нивхском, глагол, который характеризуется многочисленными наклонениями, изменяется по лицам только в повелительном наклонении. В тех же языках, в которых категория лица свойственна глаголу, существует немало моделей безглагольных предложений, в которых лицо никак не выражается. Так, ср. русские предложения: На улице холодно; У него ни кола, ни двора; Пожар! и т.п. Точно так же обстоит дело и с категорией времени[250]. Даже в тех языках, где она свойственна глаголу, существуют такие модели глагольных предложений, в которых она не получает выражения. Так, например, в русских предложениях Сумма внутренних углов треугольника равна 180°; Атом состоит из элементарных частиц глагол употребляется во вневременном значении, хотя формально он и стоит в настоящем времени. Самое же существенное заключается в том, что в соответствии с этой точкой зрения предикативность сводится к глагольности или, в лучшем случае, к сказуемости. Но предикативность и сказуемость при несовпадении логико-грамматического и синтаксического членений предложений также будут не совпадать, даже если учитывать только их приуроченность к тем или иным членам предложений и, следовательно, предикативность в такого рода случаях получит свое выражение вне категорий времени и лица, свойственных глагольному или именному сказуемому[251]. Что касается соотношения категорий предикативности и модальности, то и здесь оказывается много неясного в связи с тем, что понятие модальности является одним из самых дискуссионных. Модальность – одна из наиболее сложных языковых категорий. Пожалуй, нет другой категории, о природе и составе частных значений которой высказывалось бы столько различных и противоречивых точек зрения, как о категории модальности[252]. Большинством лингвистов в ее состав включаются значения, самые разнородные по своей сущности, функциональному назначению и принадлежности к уровням языковой структуры, вследствие чего категория модальности лишается всякой определенности. Между тем эта проблема имеет существенное значение не только для лингвистики, но и для логики, так как категория модальности принадлежит к той области языковых явлений, где их связь с логическим строем мышления оказывается наиболее непосредственной[253]. Известно, что модальность в равной мере является предметом исследования и языкознания, и логики. И если в первом модальность включается в число наиболее существенных характеристик предложения как языковой единицы, то во второй она рассматривается в качестве существенного признака суждения как формы мышления. Поэтому анализ языковой категории модальности может проводиться лишь в тесной связи с анализом логической категории модальности и той формы мышления, которой она свойственна, т.е. суждения, вопроса и побуждения.
Весьма широкое понимание категории модальности развивали, в частности, Ш. Балли, Э. Бенвенист, В.В. Виноградов и мн. др. Ш. Балли, выделяя в эксплицитном предложении, представляющем, по его определению, «наиболее логическую форму» сообщения мысли, две части – диктум и модус, полагает, что первая из них коррелятивна представлению, воспринятому чувствами, памятью или воображением, а вторая – той психической операции, которая проводится мыслящим субъектом над этим представлением[254]. Модус представляет собой
«главную часть предложения, без которой не может быть предложения, а именно, выражение модальности»[255].
Характер этой психической операции, находящей свое выражение в модусе предложения, Ш. Балли определяет следующим образом:
«Мыслить – значит реагировать на представление, констатируя его наличие, оценивая его или желая… мыслить – значит вынести суждение, есть ли вещь или ее нет, либо определить, желательна ли она или нежелательна, либо, наконец, выразить пожелание, чтобы она была или не была… В первом случае выражается суждение о факте, во втором – суждение о ценности факта, в третьем – проявление воли»[256].
Модус в свою очередь расчленяется Ш. Балли на модальный глагол (например, думать, радоваться, желать), который представляет собой аналитическое и логическое выражение модальности, и модальный субъект[257]. При такой трактовке модуса у Ш. Балли в числе модальных включаются значения, по которым дифференцируются сообщение, вопрос и побуждение как различные виды коммуникации, эмоции и в том числе те, которые выражаются междометиями, и, наконец, те значения, которые можно определить как субъективно-модальные[258]. Как три «формы модальности предложения» рассматривает утвердительные, вопросительные и повелительные предложения Э. Бенвенист[259].
В советском языкознании на исследования по проблеме модальности значительное влияние оказала статья В.В. Виноградова «О категории модальности и модальных словах в русском языке», впервые опубликованная в 1950 г. Категория модальности определяется здесь В.В. Виноградовым следующим образом:
«Каждое предложение включает в себя как существенный конструктивный признак модальное значение, т.е. содержит в себе указание на отношение к действительности. Любое целостное выражение мысли, чувства, побуждения, отражая действительность в той или иной форме высказывания, облекается в одну из существующих в данной системе языка интонационных схем предложения и выражает одно из тех синтаксических значений, которые в своей совокупности образуют категорию модальности»[260].
В соответствии с этим В.В. Виноградовым и его последователями наряду с действительно модальными в качестве таковых квалифицировались также:
1) значения, по которым дифференцируются различные виды коммуникации, т.е. сообщение, вопрос и побуждение[261];
2) утверждение и отрицание, по которым дифференцируются утвердительные и отрицательные предложения[262];
3) эмоциональное отношение говорящего к содержанию сообщения[263];
4) некоторые значения типа Aktionsart, как, например, представление признака как интенсивного
