Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

желать и т.п. или же немецких wollen, которые также обычно квалифицируются как модальные, в отличие от приведенных выше глаголов своими лексическими значениями не указывают на характер объективных связей и, следовательно, не выражают модальных значений[269]. Об этом свидетельствуют предложения типа Он должен (за)хотеть сделать эту работу, в которых модальный глагол должен сочетается с глаголом (за)хотеть. Это же следует сказать о специальных грамматических показателях с аналогичными значениями, как, например, о нивхском суффиксе -ины со значением намерения (Иф ви-ины-д′ ‘Он хочет (собирается) пойти’).

Собственно грамматический характер выражение объективной модальности получает лишь в формах наклонения глагола. Модальные глаголы и слова типа возможно, выступая в предложении как полнозначные слова, являются компонентами его конкретного содержания наряду с другими знаменательными словами предложения, и, сочетаясь с другими знаменательными глаголами, не образуют аналитической формы последних.

В пределах объективной модальности следует различать алетическую и деонтическую (нормативную) модальности. Различие между ними состоит в том, что в случае алетической модальности в предложении фиксируется возможность и необходимость с точки зрения реальных (физических) условий и состояний[270], как, например, в предложении Любое тело, брошенное вверх со скоростью ниже первой космической, должно упасть на землю. В случае же деонтической модальности в предложении выражаются возможность и необходимость с точки зрения общественных норм, этических принципов и т.п., как, например, в предложениях: Он должен (обязан) вмешаться в это дело; Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан (Некрасов). Первый из этих двух видов объективной модальности изучался еще классической формальной логикой, выделявшей суждения ассерторические (суждения действительности), проблематические (суждения возможности) и аподиктические (суждения необходимости). Второй же из них исследуется в настоящее время в неклассической, деонтической логике[271]. Оба эти вида объективной модальности выражаются в языке и лексическими, и грамматическими средствами. При этом, хотя один и тот же языковый способ может использоваться для выражения и того, и другого вида, существует тенденция к их специализации. Так, в немецком языке, в котором существует развитая система модальных глаголов, глаголы dürfen ‘сметь, иметь разрешение’ и sollen ‘быть должным, быть обязанным’ преимущественно выражают соответственно возможность и необходимость (долженствование) с точки зрения норм самого субъекта и общественных установлений, а глаголы können ‘мочь, иметь возможность, быть в силах’ и müssen ‘быть должным’ преимущественно выражают соответственно возможность и необходимость с точки зрения объективных условий. Вместе с тем глагол können нередко употребляется в функции глагола dürfen, а глагол müssen в функции глагола sollen, т.е. в тех случаях, когда речь идет о возможности (разрешении) и необходимости (долженствовании), обусловленных чужой волей[272].

Что касается грамматических средств, то они используются преимущественно для выражения алетической разновидности объективной модальности. Так, в самых различных языках выделяются такие наклонения глагола, как изъявительное, сослагательное и условное, первое из которых указывает на действительную связь, а последние два – на связь возможную. Деонтическая же модальность формами наклонения выражается сравнительно редко – лишь в некоторых языках, как уже отмечалось, в этих целях используется долженствовательное наклонение. Наконец, следует отметить, что, по-видимому, в одном и том же предложении может быть выражена и алетическая, и деонтическая объективная модальности. Так, в предложении Он должен был бы пойти домой в 7 часов, но не успел к этому времени закончить всю работу формой сослагательного наклонения выражается алетическая модальность неосуществившейся возможности, а словом должен – деонтическая модальность.

Субъективная (персуазивная) модальность выражается на уровне логико-грамматического членения предложения. Как уже отмечалось, логико-грамматический уровень обусловлен активностью познавательного процесса, направленного на то или иное явление действительности. Этот субъективный момент в ходе любого познавательного акта проявляется, в частности, в том, что говорящий оценивает степень достоверности формирующейся у него мысли о действительности. При этом такого рода субъективная оценка степени достоверности мысли, выражаемой соответствующим предложением, может не совпадать с тем, в какой мере эта мысль на самом деле соответствует действительности. Иначе говоря, степень достоверности выражаемой в предложении мысли с точки зрения говорящего и ее истинность представляют собой разные величины. Так, например, какое-либо суждение, характеризуемое субъективной модальностью категорической достоверности, может быть не только истинным, но и ложным.

Оценка степени достоверности мысли с точки зрения субъекта мысли на уровне логико-грамматического членения получает свое формально-грамматическое выражение. В русском языке средствами его выражения являются интонация и служебные слова с модальными значениями типа может быть, вероятно, несомненно, конечно и др. Такого рода модальными словами выражаются значения проблематичности и категоричности высказывания, и они в составе русского предложения интонационно и обычно позиционно тяготеют к тому члену предложения, который выражает логико-грамматический предикат.

Ср.:

Отец, может быть, придет

и

Может быть, отец придет.

В языках иного типа, чем русский, как, например в синтетическо-агглютинативных в этих целях, кроме модальных слов и частиц, используются также специальные формы наклонения глагола. В нивхском языке, например, есть специальные формы проблематического и категорического наклонений.

Так, ср.:

1) Ытык п′рыныд′увр йаγало ‘Отец, может быть, придет’;

2) Ытыкувр йаγало п′рыныд′ ‘Может быть, отец придет’;

3) Ытык п′рыныγитлэ ‘Отец, конечно, придет’;

4) Ытык hаγитлэ п′рыныд′ ‘Конечно, отец придет’.

Кроме того, в нивхском языке значение проблематичности выражается специальным суффиксом -бын′эво, причем глагол оформляется в этом случае показателем изъявительного наклонения глагола, например Ытык п′ры-бын′-эво-д′ ‘Отец, вероятно, придет’. Проблематическое (возможностное, предположительное) наклонение глагола или иные формы последнего с тем же значением выделяются во многих языках, например, в некоторых финно-угорских, тюркских, самодийских[273] и др. Формы глагола со значением категоричности, уверенности говорящего в достоверности содержания высказывания есть в тюркских[274] и некоторых других языках.

Значение простой достоверности на уровне логико-грамматического членения предложения при его совпадении с синтаксическим членением выражается формой изъявительного наклонения глагола[275], которая, следовательно, в этом случае вместе с тем выражает также одно из значений объективной модальности, а именно указывает на действительную связь.

При несовпадении же этих двух уровней членения изъявительное наклонение глагола выражает только объективную модальность действительности, а показателем субъективной модальности простой достоверности становится интонация.

Как проблематическая, так и категорическая модальности могут иметь несколько степеней. Так, в русском языке проблематическая достоверность имеет своего рода шкалу от наименьшей до наибольшей степени достоверности, крайние значения которой выражаются, например, словосочетаниями с модальными значениями мало вероятно и весьма вероятно или вполне вероятно[276].

В отличие от объективной модальности, отражающей характер связей в самой действительности и потому являющейся составной частью конкретного содержания предложения, субъективная модальность не есть результат отражения объективной действительности. Она выражает лишь ту оценку адекватности этого отражения, которая дается субъектом мысли, т.е. указывает на степень достоверности содержания предложения с его