Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

Я решила разрядить обстановку, улыбнулась и поклонилась.

— Простите, мадам, — ответила я, подражая голосу дворецкого. — Я веду себя странно потому, что кто-то убил повара!

Это был мой фирменный прием, который я довела до совершенства: неожиданное заявление с примесью юмора. Все рассмеялись и завизжали, игра приняла интересный, хоть и зловещий оборот, и о моей «странности» забыли. Но я знала, что это временно.

Помимо тяги к воровству и исчезновениям по ночам, что-то еще во мне смущало ровесников. Я это знала. И они — тоже. Хотя в классе мы мирно сосуществовали, после занятий меня редко приглашали поиграть. Впрочем, я не возражала; я обожала одиночество. Но через некоторое время мама начала беспокоиться.

— Не нравится мне, что ты так много времени проводишь одна, — сказала она. Дело было в субботу, после обеда. Она зашла ко мне в комнату, чтобы проведать меня после нескольких часов сидения у себя.

— Все в порядке, мам, — ответила я. — Мне так нравится.

Мама нахмурилась и села на кровать, рассеянно положив себе на колени плюшевого енота.

— Я просто подумала, что было бы здорово пригласить друзей. — Она замолчала. — Хочешь позвать кого-нибудь в гости? Может, Эйву?

Я пожала плечами и посмотрела в окно. Попробовала подсчитать, сколько простыней надо связать вместе, чтобы получилась веревка, по которой можно было бы спуститься из окна моей комнаты на землю. На этой неделе я увидела в каталоге «Сирс» портативную веревочную лестницу и загорелась идеей сделать такую же своими руками. Правда, я не совсем понимала, зачем она мне, просто решила, что у меня должна быть такая лестница. Вот только бы мама меня не отвлекала.

— Не знаю, — ответила я. — То есть… да, Эйва — хорошая девочка. Можно пригласить ее в следующем месяце.

Мама отложила енота и встала.

— На ужин придут Гудманы, — взбодрилась она. — Сегодня сможешь поиграть с девочками.

Гудманы жили по соседству; родители иногда их приглашали. Их две дочки терроризировали весь район, и я их ненавидела. Сидни всех травила, а Тина была просто дурой. Они постоянно ввязывались в неприятности, обычно из-за Сид, и дико меня бесили. Впрочем, не мне было их осуждать. Но в то время я находила оправдание своей неприязни: их поведение было намеренным. Я порой тоже вела себя сомнительно, но я нарушала правила не оттого, что мне это нравилось; я вела себя плохо потому, что у меня не было выбора. Я следовала инстинкту самосохранения и выбирала меньшее из зол. А вот поведение сестер Гудман, напротив, было образцом подлости и тупости, и они нарочно пытались привлечь к себе внимание. Их проделки были бессмысленными: жестокость ради жестокости.

Моя сестра Харлоу была младше меня на четыре года; тогда ей исполнилось года три. Мы жили на верхнем этаже дома, с няней, приятной женщиной из Сальвадора по имени Ли. Комната няни Ли располагалась по соседству с нашей. Когда Гудманы приходили в гости, няня обычно укладывала Харлоу в ее комнате. И не было ни раза, чтобы Сидни не попыталась как-нибудь им напакостить.

— Давайте проберемся в комнату Ли и выльем ей воду на кровать! — прошептала она тем вечером. Мы втроем сидели у меня.

Естественно, она меня выбесила.

— Это тупо, — ответила я. — Она поймет, что это мы, и дальше что? Какой смысл? Расскажет родителям — и вас просто заберут домой.

Моя косичка была заколота бантиком, который я украла у Клэнси. Я потянула за застежку и подумала: «А может, правда вылить воду на кровать? Не такая уж плохая идея».

Сид приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

— Уже поздно, она ушла к себе. Наверно, уложила Харлоу. — Она резко обернулась. — А давайте ее разбудим! — Тина оторвалась от журнала и одобрительно хрюкнула. Я растерянно уставилась на Сид.

— Зачем? — спросила я.

— Затем, что тогда Ли придется снова ее укладывать! А потом мы еще раз ее разбудим и еще… Вот умора!

Мне это не казалось смешным. Во-первых, я ни за что не позволила бы им издеваться над своей сестрой. Я не знала, сколько ступенек между пятым и четвертым этажами, но была готова «случайно» столкнуть их с лестницы, если понадобится. Что до няни Ли, мне не хотелось, чтобы она выходила из комнаты. Я знала, что как только сестра засыпает, няня звонит домой и часами разговаривает со своими родственниками. А я в это время могу спокойно слушать «Блонди».

Тогда я помешалась на Дебби Харри. Меня завораживало все связанное с группой «Блонди», особенно их альбом «Параллельные линии». На обложке Дебби Харри стоит в белом платье, уперев руки в бедра, и сердито смотрит в камеру. Мне очень нравилась эта фотография, и я хотела быть похожей на Дебби. В маминых фотоальбомах того периода видно, что я пытаюсь копировать эту позу и выражение лица.

На обложке Дебби не улыбалась, и я решила, что тоже не буду улыбаться — ни при каком раскладе. К сожалению, за этим последовал катастрофический инцидент со школьным фотографом, в ходе которого я пнула и уронила штатив, и мама решила, что Дебби Харри плохо на меня влияет, и выкинула все мои пластинки «Блонди». Я достала их из помойки и слушала по ночам; пока няня Ли не смекнула, что происходит.

Я решила сменить тактику.

— А давайте прокрадемся на задний двор и будем шпионить за родителями в окно, — предложила я.

Сид, кажется, была недовольна. Я не думала никого пытать, мой план был относительно безобидным. Вместе с тем подслушивать родительские разговоры было интересно, и она не удержалась. Тина тоже загорелась.

Мы всё обсудили, и Сид согласилась. Мы тихонько вышли из моей комнаты и прокрались по коридору мимо спальни няни Ли. Спустились в прачечную. Я открыла боковую дверь во двор. Меня окутал прохладный и ароматный калифорнийский воздух.

— Так, — скомандовала я, — вы идите туда. Встретимся на веранде за домом.

Сестры занервничали. Мало того, что на улице была кромешная темнота, но и двора как такового не было: наш дом стоял на деревянных сваях над обрывом в несколько сотен футов. Один неверный шаг — и покатишься вниз.

— Вы же не боитесь? — я притворилась встревоженной.

Тина ответила первой:

— Принеси мне колу, — и двинулась вдоль дома, а Сид нехотя последовала за ней.

Стоило им скрыться из виду,