Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

Могла, но не хотела.

Глава 19. Анонимка

Прошло несколько недель. Я сидела на работе и увидела на экране новое электронное письмо. Вот что в нем говорилось:

Дорогая Патрик!

Жаль, что мы с тобой незнакомы, но я много слышала о тебе от твоего папочки. Позволь объяснить, кто я. Я одна из «девочек» твоего папы, мы приходим в офис в нерабочие часы и развлекаемся с ним. У меня есть снимки, на которых твой отец со мной и другими девочками; эти фотографии навредят его репутации и уничтожат твою карьеру. Он обещал позаботиться обо мне и сделать меня звездой, но этого не произошло, поэтому предлагаю сделку: ты приносишь 50 тысяч долларов в пакете в «Холидей Инн» на Хайленд, рядом с «Бест Вестерн»; когда я получу пакет, моя подруга тут же отправит конверт с фотографиями «Федексом» в офис на твое имя.

Если кому-нибудь об этом расскажешь или пойдешь в полицию, тебе несдобровать. Я знаю, где ты живешь. Выслежу тебя, как зверушку, и порежу твое симпатичное личико. Твоему парню не нужна будет уродина, так что думай! Выбор за тобой!

Я прищурилась и посмотрела на экран. Письмо было без подписи, но я, кажется, знала, кто его прислал. Джинни Крузи. Мать Оливера, талантливого певца и автора песен, нашего клиента. В музыкальном бизнесе Джинни заслужила репутацию чокнутой. Я была менеджером ее сына и знала об этом не понаслышке. Эта женщина считала, что ей все должны.

Джинни полагала, что успех Оливера — ее личная заслуга и стричь купоны должна она. Как и большинство мам-менеджеров, которых я встречала, Джинни отличалась ненасытной жадностью до денег, которые заработала не она. Одного отпрыска в шоу-бизнесе ей оказалось недостаточно. Поэтому недавно она начала продвигать своего младшего сына, Лиама. Увы, Лиам даже близко не мог сравниться по таланту со старшим братом, но Джинни не унималась и умоляла отца подписать с Лиамом контракт и «сделать его звездой».

Отец, надо отдать ему должное, сделал все возможное: нанял учителей по вокалу и гитаре, стилистов и пиарщиков. В общем, помог, чем смог. Но Лиам никак не становился звездой. Он был симпатичным парнем с довольно неплохими вокальными данными, но проблема заключалась в отсутствии мотивации. Он просто не хотел быть певцом. Несколько месяцев ему отказывали все рекорд-лейблы, и наконец папа был вынужден сообщить неприятные новости.

— Мне очень жаль, — сказал он Лиаму и его матери, — мы все перепробовали, но ничего не получается. Пусть Лиам попробует еще раз через пару лет.

Несмотря на позитивный тон, папа ясно дал понять: Лиам недотягивал до брата, и ему не суждено было стать звездой, по крайней мере в обозримом будущем. Они с Лиамом пожали друг другу руки и разошлись. Тут-то Джинни Крузи и сорвалась с катушек.

Через пару дней нам начали поступать звонки с угрозами. Джинни звонила в офис в любое время дня и ночи и в ярости заявляла о своих правах. Всегда просила позвать отца, но, когда его не звали, перенаправляла свою агрессию на меня.

— Послушай-ка, детка, — сказала она однажды. — Ты мне должна! Я бросила работу, чтобы заниматься карьерой Лиама. Поэтому передай папочке, что он должен выплатить мне аванс из его аванса!

Я разговаривала с ней со спокойным безразличием.

— Обязательно передам, — успокаивающе отвечала я, — как только он вернется, в ту же секунду вам перезвонит. — Я вешала трубку и тут же забывала о нашем разговоре.

Через пару недель такого общения Джинни смекнула, что ее тактика ни к чему не ведет. Она повысила ставки и начала заявляться в офис собственной персоной. Поначалу ее визиты были неприятными, но не представляли угрозы. Но постепенно они стали все больше нас напрягать. Она приходила несколько раз в неделю, нападала на администратора и требовала, чтобы ее «принимали всерьез».

Все кончилось тем, что она заявилась в офис, размахивая бейсбольной битой, и папа решил, что с него хватит. Оповестил адвокатов, те позвонили Джинни, пригрозили судом, и больше мы о ней не слышали. До нынешнего дня.

Я перечитала письмо, представляя, как Джинни стучит по клавишам. Клянусь, я даже почувствовала ее зловонное дыхание. Я ничуть не сомневалась, что это ее рук дело, но решила на всякий случай проконсультироваться с профессионалом.

Я позвонила Энтони Паченти, сокращенно Тони, частному детективу, который иногда помогал отцу. Тони имел репутацию «детектива знаменитостей» и славился своими деликатными, хоть и не всегда законными методами. Через пару недель он перезвонил; я тут же поехала к нему в офис.

— Ты была права, это Крузи, — сказал он. — Письмо отправлено с компа в ближайшем к ее дому офисе «Федекс». — Он протянул мне черно-белое фото: на нем Джинни сидела, склонившись над клавиатурой. — Говоришь, вчера пришла еще одна анонимка?

Я кивнула. Поскольку я не ответила на ее первое письмо, Джинни продолжила их присылать, всякий раз добавляя больше конкретики и наращивая тон угроз.

— Ага, — ответила я, достала ноутбук и открыла почту. — В 20:06.

Тони кивнул.

— Значит, мы застали ее с поличным. Глянь на айпишник, — он указал на окошко на экране моего ноута и достал блокнот с записанными цифрами. — А вот айпишник того компа. — Цифры совпадали. — Теперь на время посмотри, — добавил он. — Фотография сделана в 19:30. Она дописала письмо и отправила его в 20:06.

Я вгляделась в снимок. Было видно, что Джинни в отчаянии, и я улыбнулась.

— Спасибо, Тони, — сказала я и посмотрела на него: — Ты очень помог.

Джинни жила в маленьком обшарпанном таунхаусе, в одном из многочисленных сонных пригородов Лос-Анджелеса. Я начала наведываться туда вскоре после нашего с Тони разговора. Как и первые визиты Джинни к нам в офис, поначалу эти поездки были безобидными. В первый раз я даже не вышла из машины, лишь сидела около ее дома и чувствовала удовлетворение и знакомое ощущение безмятежности оттого, что нахожусь так близко, а она об этом даже не догадывается. Во многом это напоминало мои детские приключения, когда я вылезала в окно своей комнаты и следила за соседями, выполнявшими свои ежевечерние ритуалы. Но Джинни не была моей соседкой, а я — невинным наблюдателем. В этот раз все было иначе. У дома Джинни я испытывала странное желание, тягу совершить что-то нехорошее. Мне совсем не хотелось противиться этой тяге: мне нравилось это чувство.

Почти месяц