Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни
Однажды я припарковалась на гостевой стоянке и, срезав путь по лужайке, пошла к ее дому. Квартал нуждался в благоустройстве, фонари перегорели. Почти невидимая в темноте, я шла по узкому тротуару к дому Джинни. Провела рукой по деревянному заборчику вокруг ее двора, остановилась и заглянула в щель между досок. Во дворе никого не было; свет шел только от окна в гостиной.
Я подтянулась, перелезла через забор и неуклюже приземлилась на траву. По всему фасаду дома шли раздвижные стеклянные двери, сквозь которые можно было наблюдать за происходящим в доме, как на телеэкране. Джинни, видимо, считала, что в ее дворе никого нет, и не закрывала дешевые жалюзи, висевшие по обе стороны дверей. Она вела себя так, будто никто за ней не наблюдал. А зря, ведь за ней наблюдала я. И время подгадала идеально.
В тот момент в моей жизни не все шло гладко. Вдобавок к шантажу мой парень почти со мной не разговаривал. Дэвид не обрадовался, когда я рассказала про угон «Ниссана Z», и после этого я задумалась, стоит ли продолжать ему во всем признаваться.
— Ты угнала машину? — Дэвид не поверил своим ушам. — Зачем?
На следующий день после концерта мы сидели в гостиной и обсуждали мой последний проступок. Дэвид сердито расхаживал по комнате. Маленькая статуя Свободы свисала с его пальцев и раскачивалась, как метроном. Я не сводила с нее глаз: вот бы она нас загипнотизировала — и мы просто уснули.
Я пожала плечами:
— Захотелось.
Его глаза гневно полыхнули:
— Но ты же знала, что так нельзя!
— Да, знала. Но мне было все равно. Ты что, не понимаешь? Чтобы поступить правильно и следовать правилам, я должна захотеть! А что я получаю взамен, когда следую правилам? Ничего. Ничегошеньки я не получаю!
Я думала об этом с тех пор, как Эверли назвала нашу дружбу «симметричным симбиозом». Она переняла от меня кое-какие «темные» черты, а я от нее — «светлые». В результате произошло психологическое «опыление», которое пошло на пользу нам обеим. Мы поддерживали друг друга. Получалось, что наши с Эверли отношения были гармоничными, мы в равной степени отдавали и получали, чего нельзя было сказать о нас с Дэвидом.
— Что это значит? — огрызнулся он.
— Думаю, ты не отдаешь себе отчета, как часто обращаешься ко мне за советом. Как часто не имеешь ничего против моего социопатического поведения, если тебя это устраивает, — ответила я. — И я тоже ничего не имею против! Я рада, что ты исследуешь свою темную сторону. Мне нравится делиться с тобой самым сокровенным. Но ты не делаешь того же для меня. С тех пор как ты переехал сюда, я лезла из кожи вон, чтобы быть хорошим партнером. Я пыталась тебя понять. А ты мало того, что не поддерживаешь меня, так еще и подрываешь мою самооценку и смеешь говорить, чтобы я «вела себя хорошо»!
— Я не угоняю машин, Патрик.
— Я тоже не угоняла. До вчерашнего вечера. И сделала это из чувства противоречия, потому что мне захотелось устроить бунт — против тебя. Я знала, что ты разозлишься, что мы поссоримся и начнем выяснять отношения.
— Хочешь сказать, это я виноват?
Я сжала кулаки и закрыла глаза. Стеклянные двери были открыты и выходили во двор, из соседской трубы доносился запах дров. Боже, как мне хотелось зажечь огонь в камине, поставить джаз и сесть с бокалом вина. Забраться на подоконник в моем панорамном окне и спокойно ждать возвращения Дэвида. Вместо этого я ощущала себя в ловушке в своем доме и сражалась с желанием как следует вмазать своему бойфренду.
— Нет, — мне удалось выровнять голос, — но мне кажется, баланс в наших отношениях нарушен. — Я указала на брелок со статуей Свободы, который он по-прежнему держал в руках. — И кстати, я считаю, что нам не стоит больше пользоваться этой штукой.
Он инстинктивно сжал брелок:
— Что? Почему?
— Потому что это тупо! — выпалила я. — С какой стати я должна обо всем тебе рассказывать? Ты мой парень, а не исповедник. — Я потянулась и взяла его за руки. — Ты мой любимый человек, — сказала я, — и я хочу, чтобы ты принимал меня такой, какая я есть, так же как я принимаю тебя. Хочу, чтобы мы были партнерами. Равноправными партнерами.
Он растерялся, но я видела, что он пытался меня понять.
— Я тоже этого хочу, — ответил он.
И мы договорились, что будем поддерживать друг друга, работать над общением. Но на деле ничего не изменилось. Мало того, Дэвид как будто с усиленным рвением ушел в работу. Любые попытки привлечь его в мой мир встречали непонимание, а то и гнев. Я знала, что отчасти сама в этом виновата. Жить с таким человеком, как я, было очень непросто. Но мне казалось, что Дэвид этим пользовался. Раз я социопатка, значит, ему можно не брать на себя ответственность за свое поведение. Он маскировал свои изъяны моими, и я ничего не могла с этим поделать. Я будто взошла на гильотину и ждала, когда упадет нож.
Между нами висело постоянное напряжение, и мне было негде от него скрыться. Мой дом, единственное прибежище, которое когда-либо у меня было, стал моим самым нелюбимым местом на свете. Повсюду меня преследовали напоминания о более счастливых временах. Везде были фотографии и приметы «нормальной» жизни, ускользавшей у меня из рук. Теперь мой дом меня раздражал и вызывал клаустрофобию. Поэтому я переключила внимание на Джинни. Наблюдение за ее крошечным мирком стало идеальной разрядкой для моего растущего беспокойства. Я рассуждала так: «Если Дэвид больше меня не принимает, значит, я не должна играть по его правилам. Я могу быть собой и открыться всем своим проявлениям». В какой-то степени я чувствовала себя сбежавшим из зоопарка тигром. Я не испытывала голода, но с удовольствием снова вышла на охоту. Джинни охотилась на меня, а я — на нее.
В последние недели Джинни дошла до отчаяния, пытаясь выманить у меня деньги. Поначалу она атаковала меня письмами. Я не отвечала,
