Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни
— У нас с тобой не бывает, — возразила я. — И у нас с Максом тоже не бывает. Он не ждет от меня проявлений ласки и эмоций. Ему все равно. Поэтому нам так хорошо вместе. Он на меня не давит, понимаешь? С ним я никогда не испытываю стресс. Он просто меня понимает.
— Он просто попал под твое темное очарование, — парировала она. — Но неважно. Ты знаешь, что Макс — кем бы он на самом деле ни был — не решит твоих проблем. Он — всего лишь новое лекарство. И это нормально. Можешь радоваться, можешь сбежать со своей новой игрушкой. Делай что угодно, если хочется. Только запомни: когда все это закончится, твои проблемы никуда не денутся. — Она погрозила мне пальцем. — И не только проблемы с Дэвидом.
— О чем ты?
— Кто ты, Патрик? — спросила Эверли. — Со мной ты одна, с Дэвидом — другая, с этим Максом — третья. Но какой ты становишься, оставаясь наедине с собой?
Полено в камине потрескивало и рассыпалось искрами. Я уставилась на дерево; меня загипнотизировало пожиравшее его пламя. Снова вспомнилась «Алиса в Стране чудес». Чеширский Кот тоже спрашивал Алису, кто она.
— Не знаю, — ответила я.
— А по-моему, знаешь, — возразила Эверли. — Думаю, тебе это прекрасно известно. Проблема в том, то ты не позволяешь себе быть этим человеком, этим целостным человеком. И никогда не позволяла. И как же, скажи на милость, Дэвиду тебя принимать, если ты сама себя не принимаешь?
Я неотрывно смотрела на огонь. Эверли проследила за моим взглядом.
— Короче, — сказала она, — ты должна перестать вести двойную жизнь. Ты несчастна. Несчастна потому, что никогда не бываешь по-настоящему собой. Ты должна научиться просто быть собой. Все время. Со всеми людьми.
— А что потом? — спросила я.
Эверли улыбнулась и ласково пнула меня ногой:
— А тебе не все равно?
Тем же вечером мы с Дэвидом сидели за обеденным столом. Пока все шло хорошо. Я вовремя вернулась домой и приготовила ужин, а Дэвид, недавно закончивший большой проект, был в превосходном настроении. По крайней мере, поначалу.
— Я решила использовать собственный опыт жизни с диагнозом «социопатия» в своей диссертации, — объявила я за десертом.
Он замер с едой во рту и растерянно посмотрел на меня:
— Что?
— Я хотела бы впредь не скрывать своего диагноза, — пояснила я. — Не вижу в этом смысла. Особенно если я хочу добиваться улучшения качества жизни для таких, как я. — Я замолчала, испытывая приятное волнение. — Думаю, тогда для меня начнется совсем другая жизнь.
Он покачал головой и судорожно вздохнул:
— То есть теперь ты хочешь всем об этом рассказать?
Я вздохнула. Мы ссорились из-за этого уже много лет подряд. Дэвиду не нравилось, что я «потакала» своему типу личности. Он не просто не обрадовался моему решению обнародовать свой диагноз в диссертации, но и наотрез отказался это обсуждать. Наш разговор длился всего несколько минут, после чего он разозлился и ушел в спальню.
Я смотрела на длинные свечи, мерцавшие в центре стола. Ярко-оранжевое пламя отбрасывало на стену мягкие темные тени. «Эверли права», — подумала я. Я любила Дэвида, но мне надоело под него подстраиваться. Я хотела наладить наши отношения, но быть в них полноценным партнером. Настала пора стать собой. И я радовалась этой свободе.
Я еще немного посмотрела на свечи и нехотя их задула, а затем начала убираться. Не спеша загрузила посудомойку, аккуратно вытерла столешницы и кухонный островок. Наконец выключила свет и пошла в спальню.
Дверь была закрыта. Я медленно ее открыла; Дэвид уже лежал под одеялом.
— Дорогой, — спокойно произнесла я, — я люблю тебя. Но именно из-за того, что сейчас произошло, я хочу перестать скрывать свой диагноз.
Он повернул голову и посмотрел в потолок.
— Что ты имеешь в виду? — с тяжелым вздохом сказал он.
— Ты отказываешься говорить со мной о моем диагнозе. Стоит упомянуть об этом, как ты начинаешь злиться. И я прекрасно тебя понимаю, — я пожала плечами. — Ты не хочешь, чтобы я была социопаткой, потому что у социопатов ужасная репутация. Ты не хочешь видеть во мне эти качества.
Он приподнялся на подушках.
— Я их и не вижу, — сказал он. — То есть я видел, что ты поступаешь плохо, Патрик, но я не считаю тебя плохим человеком. Ты же это понимаешь?
— Понимаю, — ответила я. — И ты даже не представляешь, как я тебе за это благодарна. Ты видишь во мне не только «плохую девочку», и твое восприятие меня отчасти сформировало мое самовосприятие. Ты изменил мою жизнь. — Я вяло улыбнулась. — Но не у всех в жизни есть такой человек, дорогой. Не у всех есть Дэвид. Я хочу помочь людям, которым меньше повезло.
Он задумался.
— Я тебя услышал, — наконец ответил он. — И прекрасно все понимаю. Да, конечно, я тоже считаю, что помогать людям похвально. Я правда так думаю. Но если ты будешь всем рассказывать, что ты социопатка, как это поможет другим? — недоумевал он. — Как только ты это скажешь, тебя никто не захочет слушать! Все собранные тобой данные будут рассматривать под микроскопом. Каждое твое слово будет подвергаться сомнению. Так уж сложилось, что социопаты — ненадежный источник информации, а если это еще и врач-социопат? Тебя все возненавидят, — заключил он.
— Какая разница? — ответила я. — Выходит, единственное, что я могу сделать, — это сказать правду. А как уж люди ее воспримут, от меня не зависит. Я точно знаю, что другие социопаты меня не возненавидят. Они увидят во мне себя наконец.
Он замолк на несколько секунд.
— Даже не знаю, дорогая, — ответил он. Я покачала головой.
— В этом и дело, — сказала я, — ты не должен это знать. Неважно, согласен ты со мной или нет. Это мое решение, Дэвид. — Я сложила руки на коленях. — И я его приняла.
Я заметила, как с этими словами с его лица вмиг улетучилось все сочувствие.
— Получается, мои чувства не имеют значения? — он покачал головой.
Я разочарованно нахмурилась. Я так надеялась, что обойдется без скандала.
Он выпятил губы.
— Почему мы с тобой вообще вместе? — задал он риторический вопрос.
— А сам как думаешь? — тихо ответила я.
Его глаза округлились, и он чуть не закричал:
— Не знаю! Мы даже не видимся! Я работаю как проклятый, а все ради чего? Не понимаю! Мы даже поужинать нормально не можем, все время цапаемся из-за одного и того же. — Он шумно выдохнул. — Почему у нас не может быть