Работа над ролью - Константин Сергеевич Станиславский
Торцов заставил много раз повторять пройденную линию физических задач, для того чтобы хорошенько «накатать» ее. После этого Аркадий Николаевич стал протягивать дальше ту же линию задач репетируемой сцены. Но лишь только в мнимом окне появился Пущин, Говорков и Вьюнцов сразу замолкли, не зная, что делать дальше.
– Что случилось? – спросил их Торцов.
– Говорить, понимаете ли, нечего! Нет текста, – объяснил Говорков.
– Но есть мысли и есть чувства, которые вы можете выразить своими словами. Все дело в них, а не в словах. Линия роли идет по подтексту, а не по самому тексту. Но актерам лень докапываться до глубоких слоев подтекста, и потому они предпочитают скользить по внешнему, формальному слову, которое можно произносить механически, не тратя энергии на то, чтобы докапываться до внутренней сущности.
– Но я же, извините, пожалуйста, не могу помнить, в какой последовательности говорятся мысли в чужой, неизвестной мне роли.
– Как не можете помнить? Ведь я же вам недавно перечитал всю пьесу, – воскликнул Торцов. – Неужели вы успели забыть?
– Я помню лишь в общих чертах, понимаете ли, что Яго объявляет о похищении Дездемоны мавром и предлагает устроить погоню за бежавшими, – объяснил Говорков.
– Вот вы и объявляйте, вот вы и предлагайте! Больше ничего и не требуется! – воскликнул Торцов.
При повторении той же сцены оказалось, что Говорков и Вьюнцов очень хорошо запомнили мысли. Даже некоторые отдельные слова были заимствованы ими по памяти из текста пьесы. Общий же смысл был передан ими правильно, хотя, может быть, и не в той последовательности, которая установлена автором.
По этому поводу Аркадий Николаевич дал интересные объяснения.
– Вы сами напали на секрет моего приема и своей игрой объяснили его. Дело в том, что, если бы я не отнял у вас книги, вы бы от излишнего старания давно уже зазубрили текст, причем сделали это бессмысленно, формально, прежде чем вникнуть в суть подтекста и пойти по его внутренней линии. В результате произошло бы то, что всегда случается при этом противоестественном процессе. Слова роли утратили бы свой активный, действенный смысл и превратились бы в механическую гимнастику, в болтание языком заученных звуков. Но я оказался предусмотрительнее и пока, в процессе установления действенной линии роли, лишил вас чужих, не вылившихся из вас слов, необходимых для выполнения задачи. Это застраховало вас от выработки механической привычки формально произносить пустой, не пережитый словесный текст. Я сохранил вам прекрасные слова автора для лучшего их употребления, не ради болтания, а ради действия и выполнения основной задачи. Она заключается в убеждении Брабанцио, в устройстве погони за бежавшими. И в будущем еще долго я не позволю вам заучивать чужие слова роли, еще не сделавшиеся вашими. Пусть прежде утвердится в основной линии роли ее подтекст, так точно как и потребность в продуктивном и целесообразном действии. Со временем слово и текст окажутся чрезвычайно нужными в этой работе, и вы дадите им выполнить их настоящую миссию – действовать, а не просто «звучать».
Помните же крепко мой завет и не позволяйте себе до моего разрешения раскрывать экземпляр пьесы. Пусть прежде долгая привычка укрепит подтекст, создавшийся в линии роли. Пусть сами слова станут для вас лишь орудием действия, одним из внешних средств воплощения внутренней сущности роли. Ждите, чтобы слова роли понадобились вам для наилучшего выполнения задачи: убеждения Брабанцио. В этот момент авторские слова станут вам необходимы и вы обрадуетесь им, точно скрипач, получивший в свое распоряжение скрипку «амати», на которой он лучше всего может выразить то, что живет и волнует его внутри, в тайниках чувства. И вы скоро поймете, когда сроднитесь с линией настоящих задач роли, что лучших средств для их выполнения, чем гениальные слова, написанные Шекспиром, вам не найти. Тогда вы схватитесь за них с увлечением, и они попадут к вам свежими, не затасканными, не потерявшими своего аромата после предыдущей подготовительной, черновой работы над ролью.
Берегите же слова текста по двум важным причинам: с одной стороны, чтобы не затрепать их, а с другой – чтобы не втискивать в основную линию подтекста простое механическое актерское болтание зазубренных слов, потерявших свою душу. Такое болтание, попав в линию роли, отравляет и убивает все живые человеческие творческие побуждения, из которых сплетается подтекст роли.
Для того чтобы хорошенько «накатать» новую, только что созданную линию подтекста и слить ее с предыдущей, Аркадий Николаевич заставил Говоркова и Вьюнцова несколько раз проиграть всю сцену по физическим и элементарно-психологическим задачам и действиям.
Кое-что еще не выходило во вновь созданной линии роли, и Аркадий Николаевич объяснил нам почему.
– Вы не понимаете еще природы процесса убеждения. С природой чувств надо считаться, когда изображаешь их. Если известие неприятное, то человек инстинктивно выставляет все имеющиеся у него внутри защитные «буфера», чтобы оградиться ими от наступающей беды. Вот и Брабанцио не хочет верить тому, что ему объявляют. По чувству самосохранения ему легче приписывать ночную тревогу пьяному состоянию кутил. Он ругает их, гонит прочь. Это усложняет задачу убеждающих. Как вызвать к себе доверие и уничтожить создавшееся предубеждение? Как сделать факт похищения фактом в глазах несчастного отца? Ему страшно поверить действительности. Тяжелые известия, переворачивающие всю жизнь, воспринимаются не сразу, не так, как это делают актеры в театре: пока ничего не знает – весел и спокоен; не успел еще узнать – уже мечется и рвет ворот сорочки от удушья. В жизни этот перелом совершается через ряд последовательных и логичных моментов, по целому ряду психологических ступеней, приводящих к сознанию ужасного случившегося бедствия.
Это падение вниз Аркадий Николаевич распределил на последовательные, друг из друга вытекающие задачи.
1. Сначала Брабанцио просто сердится и бранит пьяных, нарушивших его сладкий сон.
2. Потом возмущается, что пьяные порочат доброе имя его семьи.
3. Чем ближе к правде страшные вести, тем сильнее он противится поверить ей.
4. Кое-какие слова и фразы дошли до сердца и больно ранили. При этом он еще сильнее отпихивает от себя надвинувшееся несчастье.
5. Новое убедительное доказательство. Нет возможности его отстранить: слишком оно несомненно, – и вот человека точно подвели к пропасти, в которую ему надо броситься. Совершается последняя роковая
