Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Валерьевич Маркарьян

Вообще ритм очень важен для вступления защитительной речи. Он помогает сразу понравиться присяжным, а это обязательно с самого начала речи. У Цицерона за тремя небольшими симметрично построенными фразами следует более длинная, разбитая на несколько частей. Каждая из этих частей начинается одинаково со слова «когда», образуя, таким образом, стройную звуковую фигуру.

Симметричная конструкция периода речи в сочетании с одинаковыми окончаниями частей этой симметричной конструкции, усиленная градацией, – это и есть гениальный цицероновский стиль, завораживающий слушателя ритмом первых фраз.

Причем окончание последней фразы, очевидно, нарушает симметрию, но это, как ни странно, ее же и усиливает. Вот еще пример, вступление к 4-й речи против Катилины:

«Ego multa tacui, multa pertuli, multa concessi, multa meo quodam dolore in vestro timore sanavi. – О многом я смолчал, многое перенес, многое простил, многое направил к лучшему ценою действительной боли для меня и одного лишь страха для вас».

Или вот еще пример симметрии, из 4-й речи:

«Quare, patres conscripti, consulite vobis, prospicite patriae, conservate vos, conjuges, liberos fortunasque; populi Romani nomen salutemque defendite, mihi parcere ac de me cogitare de-si-nite. – Итак, сенаторы, позаботьтесь о самих себе, порадейте о государстве; охраняйте самих себя, жен, детей и имущество ваше, защищайте честь и благополучие римского народа; меня же щадить, обо мне думать перестаньте».

Видите, как он сделал? В первых фразах поставил глаголы на первое место, а в последней – в конец. Получилось гармонично, и, на мой взгляд, остается в памяти.

Я не буду очень полно разбирать на страницах этой книги искусство речи Цицерона, есть люди, понимающие в этом больше меня и написавшие значительное количество трудов по этому поводу. Я хочу, чтоб вы прониклись интересом к этому и сами, взвалив лопату терпения на плечо, отправились копать глубже.

6.4.5. О заключении. Стоял я как-то в арбитражном суде города Москвы перед входом в зал суда, ждал начала процесса и беседовал с клиентом, генеральным директором одной компании, отставным летчиком-снайпером, полковником ВВС, летавшим на «МиГ-29». Стоит полковник, платочком смахивает пот со лба и нервничает.

Я спрашиваю: «Что, заболели, что ли?»

Он: «Нет, волнуюсь очень! Как вы не волнуетесь, не понимаю?»

Улыбаюсь: «А я не понимаю, как вы там на самолетах летаете и не волнуетесь. Я только в кресло сажусь пассажирское изредка, так мне валерьянку нужно пить сразу. Как вы на этих тяжелых штуках летаете, не понимаю…»

Летчик приободряется: «Да, сравнил, там все проще!!! Взлет – опасен, полет – прекрасен, посадка… посадка – сложна!»

Этот пример замечательно подходит к судебной речи:

♦ вступление опасно (слушателям вы можете сразу не понравиться, встречают же «по одежке», то есть по первому впечатлению);

♦ основная часть речи – прекрасна (вы все подготовили заранее, вы прекрасно знаете дело, ваша речь написана, вы уже удачно «взлетели», теперь летите, и вас никто не остановит, ваши слова впитывают присяжные, и вы видите результат в виде широко раскрытых немигающих глаз, устремленных на вас…);

♦ заключительная часть речи (peroratio) – сложна, как посадка самолета.

По теории Цицерона, заключение должно отражать искренность чувства, темперамент и пафос оратора, однако соответствующий ее предмету. В заключении ритм не так важен, как во вступлении. Именно тут уместнее использовать патетические фигуры: обращение, олицетворение, восклицание, а во времена Цицерона еще и молитвы. Заключения к вышеупомянутым Катилинариям Цицерона содержат обращение к богам и советы гражданам помолиться.

И все же главное, что должно обязательно присутствовать в заключении, – доказательство искренности чувства, вложенного оратором в свои слова.

Поэтому ни в коем случае вы не должны выходить к присяжным, не зная, какими словами ваша речь закончится. Вы не имеете права завершать свое выступление скомканной фразой, которую я иногда слышал от некоторых коллег в самом начале проекта НТВ «Суд присяжных», а чаще слышу в наших реальных судах: «Вот, в принципе, что я вам хотел сказать..» или: «Ну, вот, вроде я все сказал. Так что. примите законное и обоснованное решение.».

Нельзя красиво «лететь» в речи, применяя сложные речевые обороты, делая фигуры высшего словесного пилотажа, а потом взять и жестко шмякнуться о посадочную полосу или, того хуже, за нее выехать на глазах у десятков пар глаз зрителей этого «авиашоу».

В заключении к 1-й речи Цицерон, например, выразил искреннее желание увидеть Катилину вне стен Рима и даже дал ему напутствие. Цицерон обратился с молитвой к статуе Юпитера Статора, умело играя на значении слова Stator, меняя его с «Остановителя» (Юпитер остановил бегство римлян в сабинской войне) на «Становитель» (хранитель, защитник родины, то есть лицо, противоположное предателю Катилине). Цицерон искренне просит Юпитера, Становителя родины, «охранить храмы, стены города, жизнь граждан от Катилины и его сообщников, врагов отчизны (hostes patriae) и грабителей Италии (latrones Italiae) и обречь их на вечную кару при жизни и после смерти».

Современных примеров искреннего окончания речи можно привести множество, я практически всегда заранее готовил окончательные фразы своего выступления в прениях, иногда даже с них и начинал готовить саму речь. Но в качестве примера мне почему-то запомнились не академические речи Цицерона (наверное, потому что я их не слышал лично) и не речи Федора Плевако из аудиокниг, а речь некоего богатого проныры Лоренса Гарфилда на собрании акционеров компании «Проволока и кабель» из голливудского фильма «Чужие деньги» («Other people’s money») в исполнении Денни Де Вито.

Эту речь я запомнил почти дословно, и вот как раз ее окончание и является примером искренности говорящего. По сюжету герой Денни Де Вито – акула с Уолл-стрит. В самом начале фильма он произносит фразы: «Я люблю деньги. Я люблю деньги даже больше того, что на них можно купить…» И эта его патологическая любовь к деньгам отчетливо прослеживается в течение всей картины.

На собрании акционеров «Проволоки и кабеля» стоял вопрос о смене правления. За голоса акционеров боролись две команды – действующего уже сорок лет директора Джорджа Йоргенсона (Грегори Пек) и скупившего крупный пакет акций финансиста Лоренса Гарфилда. Идея старого директора была сохранить компанию и продолжать производство проволоки и кабеля. Идея Гарфилда заключалась в том, чтобы продать все активы компании (землю, дочерние предприятия, акции других компаний и т. п.) и компанию закрыть, раздав деньги акционерам.

Выступая перед акционерами, старый директор пользовался тем, что его знают все уже сорок лет, обозвал Гарфилда ликвидатором, не производящим ничего, и убеждал, что, несмотря на кризис, скоро начнется подъем, реконструкция дорог, мостов и инфраструктуры, и