Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020 - Коллектив авторов

Жизнь меняю страстно, добровольно:

лучики вяжу в пучок сердитый,

ставлю в вазу – в кляксу на углу.

Спи, земная, ни о чем не думай.

Страх волною по реке проходит,

чуть качает утку, как ресничку,

и рябит в прибрежных камышах.

Я стою, держу в руке подснежник,

потный кулачок вперёд протянут,

носик вздёрнут смирным рядовым.

До утра, до наволочки мятой

стриженые волосы ершатся,

губы мёрзнут, шёпота стыдясь.

Алексей Смирнов

Солнечный конверт

Алексей Евгеньевич Смирнов родился в Москве (1946). По окончании Московского химико-технологического института им. Д. И. Менделеева (1970) поступил в Институт кристаллографии АН СССР (позже РАН), где вел исследования в области физики прочности и пластичности материалов. Поэт, писатель, историк литературы, переводчик. Автор десяти поэтических сборников, в том числе «Спросит вечер», 1987; «Дашти Марго», 1991; «Кораблик», 2007; «Зимняя канавка», 2012; «Избранное», 2016. Автор-исполнитель цикла передач «Звезды поэзии на музыкальном небосклоне» (музыкальное радио «Орфей»). Постоянный автор журналов «Новый мир», «Знамя», «Вопросы литературы», «Кольцо “А”», «Литературная учеба», «Мурзилка». Лауреат Литературной премии имени Чехова.

«Когда не с почтальоном, а само…»

Маме

   Когда не с почтальоном, а само

   из синевы, назначенной высотам,

   мне спустится бумажное письмо,

   чьи клеточки подобны частым сотам;

   когда сближая нынче и вчера

   в послании своём высокогорном,

   его унижет почерком узорным

   не пасечник, а певчая пчела,

   я восприму тот солнечный конверт,

   как сотворенный Флорою подарок,

   как ею адресованный привет

   в листочках клейких вместо пестрых марок.

Колыбельная Иисусу

Ветер перышки ерошит, забираясь под крыло.

Спи, мой мальчик, спи, хороший, спи, пока не рассвело.

По пшенице в карауле ходит-бродит кот-шатун,

он следит, чтоб все уснули, и в усы шипит, шептун.

Кач-кач, кач-кач, кот ругач, как жук-рогач.

Звёзд просыпался горошек на притихшее село.

Спи, малыш, усни, хороший, спи, пока не рассвело.

Завтра будет день отрадный, он развеет сладкий сон,

а тебе соткёт нарядный белый к празднику хитон —

кач-кач, кач-кач – паучок – проворный ткач.

Колыбелька – лодка в Божий мир, рука моя – весло.

Спи, мой мальчик, спи, хороший, спи, пока не рассвело.

Спи, пока не народился вестник солнца – скарабей.

Спи, пока не снарядился до назначенных скорбей.

Кач-кач, кач-кач, ночь вокруг черней, чем грач.

От ступней и до ладошек зацелованный светло,

спи, малыш, усни, хороший, спи, пока не рассвело.

Подберёт заря-тихоня златокудрые власы

и унижет край хитона чистым бисером росы.

Кач-кач, кач-кач, спи, пока молчит трубач,

и не мчатся кони вскачь по степи… Спи.

Гений места

Обычная вещь – потрясенья судьбы для всех, привыкающих к ним.

У Гения места неслышный полёт, и путь его неуловим.

Он свяжет балтийский закат и рассвет, он с ночью сольется дневной,

И будет у серых гранитов кружить, снижаясь над самой Невой.

Трещат барабаны. Качается дым. Уключины трутся, скрипя.

Он души прохожих пронижет собой, в их сердце оставит себя.

Был некогда город такой – Петербург, поднесь его шпили видны,

Но смыло несчастных его горожан приливом осенней волны.

Был некогда город такой – Ленинград. Он тоже сумел устоять.

Но смыло несчастных его горожан волной, обратившейся вспять.

И если теперь мы по тем же торцам пройдём Петербургом Вторым,

То место увидим, а Гения – нет: он смертен и неповторим.

Живет он не только в замшелых камнях, в клубящемся сумраке ниш,

Но в душах исчезнувших тех горожан, а их-то и не повторишь.

Какие пришельцы в каких пришлецах его воскресить бы смогли,

Покуда встревоженной пены морской теснятся «барашки» вдали?

Исихия

Юность – говорливая стихия,

Я освободил твое жильё.

Здравствуй дочь покоя, Исихия,

Вольное молчание моё.

Всё, что надо, сказано и спето.

Всё, чем жил, переговорено.

Мне теперь на смену слова-света

Чуткое безмолвие дано.

Меньше малых, в миг почти случайный

Я узнал про то, как, Небо, ты

Каждого, кто причастился тайны,

Наделяло даром немоты.

Так благословенно и влюблённо

Шли волхвы к подножию холма.

Так творилась Троица Рублёва,

Музыка Давидова псалма.

Затворю уста и – тише, тише —

В слух преображаюсь, не дыша,

Чтоб могла услышать голос свыше

И Ему покорствовать душа.

Лучшее из наших утешений —

Чистого безмолвия печать.

Слово – благо, но еще блаженней,

Преклонившись, слушать и молчать.

Ока

Наташе

Речной волны песчаный шорох,

Оки просторный поворот,

И над водой ворон тяжёлых

Горластый, бреющий полёт.

Прошелестит в стволах отвесных

Упругий ветер, уходя,

И тянет стая в клювах тесных

Косую кисею дождя.

Она ложится складкой первой

Нам сверху на плечи с тобой,

И хорошо под этой серой,

Под этой старой кисеёй.

Когда еще, в каком столетье

Нам возвратят счастливый час,

Чтобы вот так могли смотреть мы

На все, что связывает нас —

На поворот Оки широкий,

Теченья темную струю

И на спадающую в ноги

Дождя сырую кисею…

Венеция

Я знаю, в этом городе должны

Жить только те единственные тени,

Чьи дни при жизни были сочтены,

Как в воду уходящие ступени,

Где серая когорта январей,

Лагуны ветром от моря гонимых,

Проходит, как цепочка фонарей,

По низким берегам неисцелимых.

Что делать мне под хмурою