Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Пока сибирское отделение РСДРП готовилось к так и не состоявшейся всеобщей стачке на Транссибе, их товарищи в центре организовали серию чувствительных всеобщих стачек на заводах и фабриках столицы и Юга России. Профинансировало эти забастовки московское купечество через своего лидера – знаменитого Савву Морозова. Стачки провоцировали отток западных инвестиций, во избежание чего питерцам пришлось начать диалог с москвичами. А после отставки Витте и вовсе речь зашла об альянсе обеих групп с целью отстранения Николая II от власти путем преобразования самодержавия в конституционную монархию на манер английской. Москвичи с РСДРП отвечали бы за всеобщую стачку московского транспортного узла, питерцы – за принуждение царя к подписанию манифеста о введении парламентской системы.
Именно произошедший в ходе экономической «войны» перелом в мировоззрении и настроении российских предпринимателей предрешил кризис 1905 года, когда общество вдруг потребовало от монарха созыва парламента (Государственной думы), а монарх до последнего сопротивлялся подрыву незыблемости самодержавия. Гибель С.Т. Морозова нарушила связь РСДРП с московским купечеством, но не изменила отношения предпринимательского класса к самодержавию. К осени потерянная связь была восстановлена, и грянула всеобщая октябрьская стачка, заставившая Николая II подписать известный манифест, провести выборы в Думу и издать в апреле 1906 года конституцию – Основные законы Российской империи.
В РСДРП на протяжении всего 1905 года спорили о целях и методах начавшейся революции. Иллюзия скорого падения самодержавия окончательно расколола партию по тактическим вопросам. Большевики считали, что пролетариат сам справится с Романовыми, без союзников из буржуазного лагеря. Рабочие вместе с крестьянами, взяв в руки оружие, восстанут и сметут царя, дворян и пресмыкающуюся перед ними буржуазию. Новое правительство сформируют победившие классы – пролетариат и крестьянство. Именно такую задачу перед РСДРП поставил Ленин на съезде в Лондоне в апреле 1905 года.
В том же месяце на конференции в Женеве Мартов и Плеханов провозгласили иное: вооруженное восстание целесообразно при благоприятных условиях и при «активной поддержке непролетарских групп»; при отсутствии сего с царизмом можно и нужно бороться, используя «представительные учреждения», в сотрудничестве со всеми «врагами царизма», но не с «лицемерными друзьями народа».
Как легко догадаться, в Лондоне собрались большевики, в Женеве – меньшевики. Всеобщую стачку первые рассматривали исключительно как подготовительный этап перед восстанием. Их оппоненты, похоже, мыслили так же. По крайней мере, ни те ни другие самодостаточного эффективного политического инструмента в ней точно не видели. Вызывает удивление, почему при такой решимости дать монархии открытый бой фактор армии в расчет практически не брался. Хотя нет. Меньшевики сознавали, что «победа революции будет зависеть… от поведения войск во время народного восстания», но приоритетной проблему совсем не считали, полагая уладить её «энергичной агитацией». Большевиками позиция солдатских масс в момент народного восстания вообще никак не учитывалась.
Между тем опыт 1905 года наглядно продемонстрировал, что баррикадные бои пролетариата обречены в первую очередь из-за лояльности режиму армии. И в Лодзи, и в Одессе в июне, и в Москве в декабре отряды рабочих, даже поддержанные частью военных, терпели неизменное поражение от регулярных частей. А упования, прежде всего Ленина, на некое всеобщее повсеместное, все сокрушающее народное выступление, парализующее способность армии к сопротивлению, так и не оправдались, будучи явно умозрительными конструкциями, абсолютно оторванными от реальной жизни.
Зато важный и нужный урок событий в Иваново-Вознесенске в том же мае – июне 1905‐го вожди русских социал-демократов проглядели. Они заметили и оценили рождение нового органа власти – совета, но равнодушно прошли мимо средства, которое и позволило этому совету возникнуть и просуществовать какой-то период. Всеобщая стачка при должном упорстве и наполнении забастовочной кассы вынуждала власть прислушиваться к политическим требованиям забастовщиков и удовлетворять их. И все потому, что армия против стачки бессильна.
Ленин слишком увлекся кровопролитными методами борьбы, а Мартов – ожиданием подходящих для них условий. В итоге смертельное для самодержавия оружие – всеобщую стачку – в октябре 1905 года применила либеральная буржуазия. Именно она в своих целях отмобилизовала пролетариат на забастовку в рамках империи и оплатила его простой. Конечно, заказчик масштабной акции преследовал цель умеренную: не падение, а ограничение царизма парламентом и конституцией. Однако цели своей успешно достиг. И Ленину, и Мартову, и им сообща без содействия буржуазии организация всеобщей стачки была не под силу, что легко иллюстрируется все тем же томским эпизодом с участием нашего героя. Провинциальный мастеровой люд «слушался» хозяина, а не социалистов. Заключи социалисты союз с хозяином, все бы пошло иначе… Однако они даже не попытались. А потому для большевиков 1905 год стал репетицией, а для буржуазных партий – самой что ни на есть революцией.
10. «Прекрасная в смысле конспирации типография»
Погром 20 октября 1905 года вынудил обоих лидеров Сибирского союза – и большевика Броннера, и меньшевика Сухорукова – покинуть Томск. В каком-то смысле горком РСДРП осиротел, хотя, с другой стороны, в нём возросла роль дуэта Костриков – Попов. Не совсем понятно, действительно ли Томскому комитету требовалось посылать кого-то «в Москву и Питер за хорошим типографским станком», или вердикт комитета – предлог, чтобы выпроводить из города своего лучшего агитатора и тем спасти его от неминуемого ареста.
С начала января полиция брала под стражу одного активиста за другим. Обнаружила обе типографии: и местного комитета, и Сибирского союза. Из Тайги в Томск доставили 13 января «шестнадцать лиц рабочих и телеграфных чиновников» «за участие в революционном движении». Скорее за участие в съезде делегатов («уполномоченных») служб, отделов и станций Сибирской железной дороги, с 12 по 18 ноября проходившего на станции Тайга, а 21 ноября переехавшем в Томск. Костриков тогда «вел переговоры с президиумом» этого съезда от имени тайгинцев. Он настаивал:
– Съезд должен взять власть на дороге в свои руки. Для этого есть все возможности. Линейные рабочие и служащие поддержат ваш революционный шаг безоговорочно. Была бы только у вас самих эта революционная решимость.
– Никто нас не поддержит! Ваша необузданная затея может превратиться в позорную авантюру! Задачи съезда заключаются совсем не в этом, – возражали ему.
– Напротив. Захват управления дороги для съезда – единственная и прямая задача! На линии давно уже дорогой управляют стачечные комитеты! А вы здесь на съезде тянете словесную канитель… никому не нужную и надоевшую! Вместо того чтобы взять управление дорогой в свои руки, вы устроили бесконечную говорильню. Получается черт знает что…
Несмотря на все красноречие и воодушевление, глава делегатов станции Тайги увлечь за собой президиум так и
