Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин
Поэтому вслед за «польским походом» Сталин приступит к решению проблемы безопасности в ее прибалтийском измерении на основе двусторонних договоренностей. Дилемма, которая встала перед советским руководством после подписания Латвией и Эстонией пактов о ненападении с Германией 7 июня 1939-го, заключалась в том, что сохранение позиций Москвы в регионе оказывалось возможным лишь в результате войны с Германией или путем достижения соглашения с нею[113]. Дилемму эту Сталин успешно решил — договоренности с Германией об эвентуальном разделе сфер влияния состоялись. Оставалось реализовать их практически.
С 23 августа и вплоть до конца сентября Москва практически не оказывала давления на Эстонию и Латвию[114]. Наоборот, 2 сентября со стороны Эстонии последует предложение о заключении нового советско-эстонского торгового соглашения, которое было парафировано 19 сентября. Для его подписания в Москву 24 сентября приедет министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер, которого вечером того же дня примет Молотов. Во время этой встречи советский руководитель поставит вопрос о заключении еще одного соглашения — договора о взаимной помощи, который предоставил бы Советскому Союзу право разместить на территории Эстонии свои военные базы. Причем, как отмечается в литературе, проект такого договора, к обсуждению которого скоро приступят стороны, был подготовлен эстонской стороной. Во время одной из встреч Молотов предупредит: «Прошу вас, не принуждайте нас применять силу против Эстонии». После консультаций с Таллином Сельтер 28 сентября подпишет в Москве и торговое соглашение, и договор о взаимопомощи. Сталин, завершая переговоры, почти доверительно скажет Сельтеру: «Вы правильно поступили. Иначе с вами могло бы получиться так, как с Польшей»[115].
Как только стало известно о подписании этих договоров, латвийское правительство по своей инициативе направило в Москву министра иностранных дел В. Мунтерса, в переговорах с которым примет участие Сталин. Мунтерсу, находившему все новые возражения на советские доводы, Сталин скажет: «…Вы исходите из мирной обстановки, а надо исходить из худшей… Вы полагаете, что мы хотим вас захватить. Мы могли бы это сделать прямо сейчас, но мы этого не делаем». По достижении принципиальных договоренностей Сталин со знанием дела станет вникать в варианты размещения советских военных баз и детали повседневности размещаемых войск. То ли в шутку, то ли всерьез спросит: «А вы наших моряков станете пускать к девицам или нет? В выходные дни? Они ведут себя хорошо». Сталин доверительно сообщит Мунтерсу, как «еще в августе немцы в переговорах о разделе сфер влияния называли Даугаву, что означало разделение Латвии на две части. Русские не согласились, заявив, что так обращаться с народом нельзя… Не исключено, что немецкие притязания еще возродятся» [116].
5 октября был подписан и советско-латвийский договор о взаимопомощи, также предусматривавший размещение советских военных баз на латвийской территории.
Стремительное развитие переговоров с Эстонией, вероятно, повлияло и на перипетии судьбы Литовской республики. На следующий день после встречи Молотова и Сельтера Сталин примет Шуленбурга. Сталин «предложил Германии территории к востоку от демаркационной линии, целиком провинцию Люблина и часть Варшавской провинции, простирающейся до Буга». «В обмен мы должны будем отказаться от нашего права на Литву», сообщит Шуленбург в Берлин о содержании разговора[117]. Как мы видели, размен состоится в ходе визита в Москву Риббентропа 27–28 сентября 1939 г., причем к этому моменту в Берлине уже был подготовлен проект договора «Об обороне между Германией и Литвой», первая статья которого декларировала: «…Литва отдает себя под опеку Германского Рейха». Тем весомее в глазах советских руководителей выглядел этот результат сталинской дипломатии, в результате которого первоначальные договоренности СССР и Германии были пересмотрены. Причем определение «сталинской» не является и в данном случае фигурой речи. Сталин примет непосредственное участие и в переговорах с литовской делегацией, которые начнутся 3 октября после прибытия в Москву министра иностранных дел Литвы Ю. Урбшиса. Сталин будет участвовать в четырех заседаниях из семи. Уже на первой встрече он проинформирует Урбшиса о советско-германском пакте и на карте Литвы, как тот будет об этом вспоминать, продемонстрирует ему разграничительную линию между зонами германских и советских интересов[118]. Именно Сталин сыграет ключевую роль в решении вопроса о присоединении Виленского края к Литве. Латвийский посланник в Литве Л. Сеи после встречи в Каунасе с Урбшисом, вернувшимся домой после переговоров, с его слов проинформирует латвийское МИД. Он подчеркнет: «…В столь важном вопросе, как присоединение Виленского края к Литве, когда все делегаты, напр. Микоян, пытались оспорить права Литвы на Вильно, Сталин авторитетно произнес, что „Вильна принадлежит Литве по праву“»[119]. 10 октября «Договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой» был подписан.
Переговоры будут сопровождаться демонстрацией военной силы и угрозы ее применения — РККА сконцентрирует на границах армейские соединения, многократно превосходившие вооруженные силы Прибалтийских государств[120]. Все три договора в качестве приложений имели конфиденциальные протоколы и были депонированы (или зарегистрированы) в Лиге Наций, что свидетельствует об их соответствии международным стандартам того времени[121].
Подписание советско-литовского договора о взаимопомощи и передаче Литве города Вильно и Виленской области
10 октября 1939
[РГАКФД. № 0–292879]
При всем этом советизация Прибалтики первоначально не входила в ближайшие планы советского руководства. Речь шла о создании военных баз, их аренде и размещении там воинских контингентов[122]. Об этом подходе заявит Сталин на
