Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

В течение последующих десяти дней советский посол в Анкаре будет продолжать консультации по вопросу о советско-турецком пакте. Однако 28 октября Молотов направит в совпосольство телеграмму: «Продолжение хождений к Сараджоглу не имеет смысла. Не стоит также посещать Иненю [президент Турции. — А. С.], если он сам не попросит к себе. Мы не нуждаемся в пакте о взаимопомощи с Турцией»[129]. Формальных оснований для прекращения переговоров не было. В литературе высказано предположение, что подписание советско-турецкого пакта о взаимопомощи вслед за тройственным англо-франко-турецким пактом было бы очевидным жестом в сторону Англии и Франции, чего в Москве старались избегать. Говорится и о тактической ошибке Москвы, положившейся на мнения и советы Риббентропа и других германских дипломатов[130]. Возможно, однако, что в сложившейся к началу октября ситуации Сталин, прозондировав намерения Турции и оценив их основательность, просто счел целесообразным оставить свои руки свободными, ожидая развития событий и возникновения новых «эвентуальностей».

Соображение о необходимости контроля над проливами проистекало из убеждения советского руководства в том, что СССР является главной черноморской державой, как об этом не раз заявлял Молотов на различных переговорах. Необходимой предпосылкой установления такого контроля и поддержания соответствующего режима функционирования проливов Сталину, судя по всему, виделся политический контроль над Болгарией. Как мы видели, «болгарский вопрос» возникал на переговорах и с Риббентропом, и с Сараджоглу, в которых принимал участие советский вождь.

Попытка советского внешнеполитического наступления осенью 1939 г. будет предпринята и на этом направлении. Уже 20 сентября 1939 г. наркоминдел предложит болгарскому послу в Москве заключить договор о взаимопомощи. София промолчит, вероятно, опасаясь ввода советских воинских контингентов и советизации. Москва сделает повторное предложение в ноябре. И на этот раз Болгария уклонится от рассмотрения этого предложения. Молотов в телеграмме от 12 ноября, направленной в советское полпредство в Болгарии, сделает показательное признание: «Пожалуй, болгары правы, говоря об опасностях для Болгарии, связанных в данный момент с заключением пакта взаимопомощи. Что же, можно с этим подождать» [131].

«Невозможно было обойтись без войны… так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов». Переговоры и война с Финляндией

Как мы видели, Финляндия относилась советским военно-политическим руководством к тем территориям, с которых могла исходить военная угроза Союзу ССР. Не приходится удивляться в этой связи, что, согласовав «свободу рук» на этом направлении, советское руководство постарается решить проблему безопасности на северо-западе. В начале октября 1939 г. советское руководство устами В. М. Молотова через финского посла в Москве предложит министру иностранных дел Финляндии или его уполномоченному прибыть в самое ближайшее время в Москву для переговоров «по конкретным политическим вопросам». Переговоры начнутся 12 октября.

Сталин принял участие в семи заседаниях из восьми. Как будет позднее вспоминать будущий президент Финляндской республики Ю. К. Паасикиви, принимавший личное участие в переговорном процессе, «Сталин с энтузиазмом участвовал в переговорах»[132].

На переговорах, запишет Паасикиви, «у русских было три различных „линии“ поведения»: «Прежде всего аналогичный договор о взаимной помощи по образцу тех, что были заключены со странами Балтии. От этой линии Сталин отказался после непродолжительных переговоров, перейдя на вторую, предполагавшую ограниченное „локальное соглашение“, означавшее совместную оборону Финского залива. Поскольку мы отказались одобрить и ее, он оставил этот вариант, предложив создание [военной] базы в [на полуострове] Ханко, а также перенос границы на Карельском перешейке и в районе Петсамо». К этому надо добавить, что речь шла об обмене территориями в названных районах, который предлагался советской стороной со значительным преимуществом в пользу Финляндии. Сталин попытается доказать финской делегации необходимость создания советской военно-морской базы на северном побережье у входа в Финский залив, которую он предложит расположить на островах в районе полуострова Ханко или вообще продать эту территорию СССР.

Юхо Кусти Паасикиви

[Из открытых источников]

Сталиным на переговорах двигали главным образом военно-стратегические мотивы: он рассматривал территорию Финляндии, так же как и Прибалтийские государства, в качестве плацдарма возможной германской или англо-французской агрессии против СССР[133]. Расположение Ленинграда всего в 32 км от границы воспринималось как критическая угроза безопасности этого важнейшего промышленно-экономического и политического центра страны. Не раз в ходе имевших место дебатов Сталин выразит сомнение в возможностях Финляндии обеспечить безопасность северной части Финского залива.

Следует сказать, что переговоры осенью 1939 г. имели свою предысторию. Так, в ходе переговоров о демаркации границы в течение 1920–1930-х гг. советская сторона не раз ставила перед финским руководством этот же вопрос. Причем в апреле 1938 г. при подписании протокола комиссии по демаркации финская сторона пойдет на то, чтобы удовлетворить советские претензии на Сестрорецк. Однако целый ряд вопросов оставались неурегулированными[134]. Переговоры с Финляндией о гарантиях безопасности в Финском заливе были возобновлены в марте 1939 г.

Некоторые детали осенних переговоров, вероятнее всего, удивят современного читателя, настолько они не вяжутся с привычным образом «вождя народов». Паасикиви в своих мемуарах несколько раз зафиксирует, что, по его впечатлению, «у Сталина было желание добиться результата» на переговорах, причем он «хотел решить вопрос путем согласия и был готов в отношении [военной] базы к поиску какого-то компромисса, во избежание военных конфликтов»[135]. Тот факт, что «Сталин смягчал в ходе переговоров» «выдвинутые русскими условия», может свидетельствовать о распределении ролей между советскими руководителями: Молотов мог играть в этой «пьесе» роль злого, а Сталин — доброго «полицейского». Так или иначе, но не приходится сомневаться в том, что Сталин не раз демонстрировал финской делегации известную уступчивость. О том же свидетельствует и активное его участие в семи переговорных раундах из восьми.

В ходе переговоров советские руководители решат публично надавить на финляндских «партнеров». 31 октября, выступая на сессии Верховного Совета СССР, Молотов огласит предложения Советского Союза на переговорах и сделает сообщение об их ходе, что было, «мягко говоря, странным поступком, неприемлемым, с точки зрения обычных процедур», — так выразит свое отношение к этому выступлению Паасикиви. «Это оказало, — по его мнению, — вредное воздействие на весь ход переговоров»[136]. Своей кульминации переговоры достигнут в первой половине ноября того же года, когда финская сторона отвергнет очередные предложения советской стороны, сочтя их неприемлемыми. Финская делегация после очередных консультаций с Хельсинки откажется удовлетворить в полном объеме советские требования, сердцевиной которых оставалось требование аренды, продажи