Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин
«…Как бы из-за этих тяжестей, которые взяла на себя Турция по Балканам, у нас с турками не вышло недоразумения…» На турецком направлении
Сможет ли Турция обеспечить выполнение запрета на проход кораблей воюющих государств через проливы Босфор и Дарданеллы, установленного на конференции в Монтрё 20 июля 1936 г.? Не принудят ли ее пропустить в Черное море флот враждебного СССР государства? Эти озабоченности советского руководства носили совсем не абстрактный характер. За семьдесят лет флоты и армии нерегиональных европейских держав дважды вторгались с юга в российские пределы — во время Крымской войны 1853–1856 гг. и в период иностранной интервенции в годы Гражданской войны в России 1918–1922 гг. Так что вопросы, вынесенные в начало данного параграфа, как и наличие общих границ двух государств (включая историю их формирования), неизбежно помещали турецкое направление внешней политики в фокус внимания Сталина.
На описанных выше переговорах с Риббентропом 27 сентября 1939 г. Сталин предпримет зондаж отношения Германии к «турецкому вопросу». Он заявит, что «турки не знают, чего они хотят», стараясь договориться одновременно с Англией, Францией, Германией и Советским Союзом. Согласившись с мнением Риббентропа об абсолютном нейтралитете Турции как лучшем выходе из положения, Сталин, однако, порассуждает о возможности заключения пакта о взаимопомощи с Турцией, который при определенных оговорках «вообще не будет иметь никаких последствий». Это умозаключение, вероятно, было призвано успокоить Риббентропа и, возможно, достигло бы цели, если бы Сталин с улыбкой не заметил: «Если только не говорить про Болгарию». Балканское направление внешнеполитических устремлений Сталина было, таким образом, обозначено вполне определенно, причем инструментарий решения задач был самым широким. «…Если Турция будет упорствовать в своем странном поведении, то, возможно, — скажет Сталин, — возникнет необходимость проучить турков»[125].
Поэтому не приходится удивляться тому, что одновременно с наступлением на прибалтийском внешнеполитическом театре советское руководство проведет консультации с министром иностранных дел Турции Сараджоглу, который, находясь в Москве, терпеливо ожидал завершения советско-германских переговоров.
Встреча Сталина и Молотова с Сараджоглу состоится 1 октября. В связи с переговорами Турции с Великобританией и Францией советскую сторону, как заявит Молотов, очень интересовали вопросы: «как далеко Турция зашла в этих переговорах» и «не лучше ли было бы этого пакта не заключать», а также «не может ли наступить такой момент, когда Турция очутится в положении недоброжелательном по отношению к СССР».
Сараджоглу заверит советских руководителей, что уже парафированные соглашения, которые «будут подписаны», содержат оговорку, «что эти пакты не могут быть направлены против СССР». В ходе переговоров турецкий министр напомнит их предысторию и подчеркнет, что именно Турция предложила Советскому Союзу «известный проект пакта о взаимной помощи».
Сталин вступит в разговор не слишком дипломатично: «Меня турки не спрашивали, но если бы они меня спросили, то я не посоветовал бы им согласиться на заключение англо-турецкого и франко-турецкого пактов». Он пояснит свое отношение так: «Я думаю, как бы из-за этих тяжестей, которые взяла на себя Турция по Балканам, у нас с турками не вышло недоразумения, особенно из-за Болгарии». Кроме того, Сталин укажет еще на одну группу вопросов: «Мы с Германией разделили Польшу, Англия и Франция нам войны не объявили, но это может быть. Мы с немцами пакта о взаимной помощи не имеем, но, если англичане и французы объявят нам войну, нам придется с ними воевать». Все эти обстоятельства, скажет Сталин, «превращают [советско-турецкий] пакт в бумажку». Кто виноват, задастся вопросом Сталин, «что так повернулись дела, неблагоприятные для заключения с Турцией пакта», и ответит: «Если есть лица виноватые, то мы тоже виноваты — не предвидели всего этого». Было ли это признание собственных просчетов в стратегическом планировании искренним или это была просто фигура речи, мы вряд ли узнаем, но этот пассаж, так или иначе, отражает реальные сложности тех масштабных геополитических проектировок, которые Сталин решил воплотить в реальность.
Мехмет Шюкрю Сараджоглу
[Из открытых источников]
В конце беседы на вопрос Сараджоглу: «Что вы даете?» — Сталин ответит: «Ну, скажем, пакт о взаимной помощи в случае нападения непосредственно на Турцию в проливах и Черном море» и на турецкую территорию в Европе. Молотов подчеркнет необходимость советской оговорки в пакте Турции с Англией и Францией, «т. е. обязательства Турции перед Англией и Францией немедленно теряют свою силу в случае выступления Англии и Франции против СССР». Сталин уточнит: «Если возникнет конфликт, то Турция будет нейтральной». Сараджоглу проявит понимание поставленных проблем и, в свою очередь, поинтересуется, «что будет, если Германия двинется к Турции». «Мы не поддержим Турцию, если она выступит против Германии, — получит он ответ. — Но если Германия выступит против Турции, то мы воспротивимся»[126]. Сараджоглу немедленно доложит о советских предложениях в Анкару.
Советско-турецкие переговоры немедленно попадут в фокус внимания многочисленных интересантов. Турецкое правительство подвергнется давлению со стороны Англии и Франции, на советское руководство будет пытаться воздействовать Германия, живейший интерес к происходящему проявят Италия и балканские государства[127].
13 и 17 октября состоятся еще две встречи Молотова и Сараджоглу, уже без участия Сталина. Текст пакта обсуждаться уже не будет. Молотов поставит вопросы о совместной обороне проливов и объявлении Турцией нейтралитета по отношению к Болгарии. Заявит он и об отказе СССР от обязательств на Балканах в случае германской агрессии. Турецкая сторона откажется принять во внимание соображения Молотова. Сараджоглу вскоре покинет Москву.
Через два дня Англия, Франция и Турция подпишут тройственный договор о взаимной помощи и военную конвенцию. При этом Турция, не договорившись с Москвой о пакте, приняла на себя обязательства, на целесообразность которых указывали советские





