Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра
Приносит толстую папку документов. Я приложил их к документам шефа. Уходя, Чубайс заметил с удивлением:
– Не ожидал…
А у нас в правительстве, что ли, другие задачи? Они думали, что те, кто не в команде Гайдара, будут ставить им палки в колеса. Но разве мы делали не общее дело?»
Вместе с президентом. В. С. Черномырдин и Б. Н. Ельцин во время церемонии подписания Договора об общественном согласии в Кремле. 28 апреля 1994
[Музей Черномырдина]
Это были те психологические моменты, которые в конечном итоге мешали формировать общественное согласие в отношении курса реформ.
Конечно, ЧВС вовсе не стремился «примирить всех со всеми», как потом напишет о нем в мемуарах Ельцин. Учась, набираясь нового опыта, он старался отыскать тропинку между крайностями непримиримых идей.
Несмотря на сверхнапряженный график работы, при всех навалившихся на него проблемах, он старался по возможности обеспечить нормальную работу кабинета министров, привнести в нее спокойствие и уверенность. Конечно, как вспоминают коллеги ЧВС по правительству, – это был как непрекращающийся аврал на заводе. Но в этом аврале премьер вел себя достойно. Не впадал в панику, не истерил. Как плохой советский руководитель поступает? Стучит кулаком и ругается матом. Но ЧВС на заседаниях правительства никогда не повышал голос. Никогда не срывался. Очень был корректен и вежлив по отношению к выступающим – даже если они какую-то чушь несли.
Гонтмахер: «Он производил впечатление очень рационального, очень эффективного. Один из главных признаков эффективности руководителя – длительность совещаний. Знаю руководителей, у которых совещания 5–6 часов. А у ЧВС практически никогда не больше часа».
3.4. Октябрь, 1993
В октябре 1993 года ЧВС вынужден был отвлечься от решения экономических проблем.
Хотя в конце 1992 года противостояние президента и Верховного Совета на какое-то время ослабло – после ухода Гайдара и назначения ЧВС, однако это продолжалось недолго. Конфликт ветвей власти все больше заходил в тупик и был доведен до логического конца в августе, когда Хасбулатов открыто призвал руководителей субъектов Федерации прекратить перечисление налогов «антинародному правительству». Ни одна сторона не хотела уступать власть другой.
В ситуации нового обострения конфликта Ельцин готовит указ о роспуске съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ и прекращении полномочий народных депутатов Российской Федерации. Это решение было для него нелегким:
«Президент формально нарушает конституцию, идет на антидемократические меры, разгоняет парламент – ради того, чтобы демократия и законность утвердились в стране. Парламент защищает конституцию – для того, чтобы свергнуть законно избранного президента, установить советскую власть в ее полном объеме… Россия утомилась от беззакония. А первый всенародно избранный президент закон нарушает, пусть плохой закон, нелепый, ставящий страну на грань развала, но все равно – закон. Я отматывал все события назад, час за часом, день за днем, пытаясь понять, ошибся ли я… С этого момента Россия вступает в новую эпоху. Мы сдираем, счищаем с себя последние остатки грязи, вранья и фальши, накопившиеся за семьдесят с лишним лет. Еще несколько усилий – и нам всем станет дышать легче и свободнее. Если бы я в это твердо не верил, не стоило бы ничего и начинать».
Москвичи поддерживают Б. Н. Ельцина. Митинг на Манежной площади. 26 сентября 1993
[РИА Новости]
Отсюда и все мучительные колебания Ельцина.
Гонтмахер: «У нас существует мнение, что реформы должны вестись по пиночетовскому варианту. Такое мнение связано с определенной политической культурой – и советской и российской, которая не предполагает настоящей политической конкуренции. Но в Чили у власти стояла армия, там никто пикнуть не мог, и реформы состоялись. Не думаю, что такое – как в октябре 1993 года – могло, например, произойти во Франции. А у нас и Верховный Совет был не сахар, и Ельцин не сахар. Наша политическая культура предполагала только один вариант: систему оставляем [систему единоначалия – то есть формально имеется разделение властей, но главная власть президентская, которая всеми управляет. – А. В.], а в ней меняем только некоторые позиции [формируем рыночную экономику. – А. В.]. Чубайс так думал. Вероятно, и Гайдар так думал. В глубине души они хотели, чтобы политическое поле было расчищено полностью. И никто бы не мешал. Но такого в демократической стране не бывает».
Действительно, наша политическая культура не предполагает существования оппозиции, встроенной в систему власти. Но ведь и Верховный Совет тоже не являлся представителем новой политической культуры. Он был не за диалог, а за войну, за победу. Поэтому переход власти к Верховному Совету, который повел бы политику коммунистической ориентации, неминуемо привел бы к прекращению реформ. Возвращаясь к опыту Польши, мы видим, что там после отставки «отца шоковой терапии» Бальцеровича никакого отката назад не произошло. Там возврата назад никто не хотел.
Б. Н. Ельцин: «Дневник президента 13 сентября 1993 года. Утром в понедельник, в 11:00, в Кремле я встретился с Виктором Черномырдиным, только что вернувшимся из Соединенных Штатов. Он рассказал мне об итогах своего официального визита. Я не перебивал его, хотя, понятно, в этот момент жил совсем другими событиями. После того как он закончил, я очень быстро вернул его в нашу действительность. Сообщил ему о принятом решении, рассказал о состоявшемся разговоре в Старо-Огареве и дал проект указа, на котором уже стояли подписи четырех министров. Прочитав, Виктор Степанович размашисто расписался. В том, что Черномырдин будет в решающий момент рядом со мной, – сомнений у меня не было. И все-таки уверенное спокойствие, с которым он воспринял известие о предстоящих событиях, а в них ему отводилась одна из первых ролей, не могло не вызвать у меня глубокого уважения. Рядом со мной был настоящий, крепкий, сильный человек».
Безоговорочно поддержали Ельцина не все. Например, глава администрации Сергей Филатов горячо и эмоционально убеждал его отказаться от этого плана. Говорил, что указ никто не поддержит, что мы обрекаем себя на противостояние со всеми регионами России, что такой антидемократический метод решения конфликта властей страны Запада не поддержат, что мы окажемся в полнейшей международной изоляции…
Ельцин полагал, что Филатов не чувствует политическую ситуацию: «Он остался в прошлом, в том пространстве компромиссов и уступок, в котором и я находился до последнего времени».
В этих октябрьских событиях ЧВС принял самое активное участие. Другого и быть не могло: его эмоциональная реплика на одном из заседаний Верховного Совета «Дайте работать!» – свидетельство
