Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин
Многим сегодня представляется, что к числу своеобразных империй есть основания относить и Соединенные Штаты той эпохи. Аляска, напомним, стала 49-м штатом США только в 1958 г., 50-м штатом станут в 1959-м Гавайские острова. Своеобразие положения США на международной арене определялось, однако, не этим двусмысленным статусом отдельных территорий, которые в массовом сознании неразрывно связаны с «исконными» североамериканскими штатами. Вынужденный условиями Второй мировой войны отказ от изоляционизма имел результатом дальнейший рост экономической, финансовой и военной мощи Соединенных Штатов и был отрефлексирован элитами страны как возможность и необходимость проецировать эту мощь на новых для нее геополитических рубежах. Потребности экономического развития США диктовали необходимость экономического экспансионизма в поисках источников сырья и рынков сбыта, а политический экспансионизм в значительной мере становился инструментом сопровождения и продвижения экономических интересов, приобретал черты идеологического мессианизма. Требование свободного доступа к рынкам колоний, отказ метрополий от протекционизма, исповедуемого в их колониях, станут в послевоенном мире лозунгами США, пересмотревшими прежнюю политику изоляционизма и выступившими на мировой арене в качестве глобального игрока, располагавшего финансово-экономическими и политическими ресурсами для исполнения этой роли. Названные факторы самым существенным образом отличали положение США от того, в котором находились в 1945 г. их союзники по «большой тройке» — Советский Союз и Британская империя.
Советский Союз был до крайней степени истощен в результате потерь, понесенных в годы Второй мировой войны, — демографических и материальных. Немногим в лучшем положении обнаружила себя и Великобритания — номинально крупнейшее государство мира, оказавшаяся на краю банкротства и избежавшая его лишь благодаря кредиту, предоставленному США. Всем трем государствам «большой тройки» предстояло найти свои пути решения внутренних и внешнеполитических задач своего развития.
В своей знаменитой фултонской речи Черчилль, между прочим, даст довольно точную характеристику советским устремлениям. «Я не верю, — скажет он, — что Советская Россия хочет новой войны. Скорее, она хочет, чтобы ей досталось побольше плодов прошлой войны и чтобы она могла бесконечно наращивать свою мощь с одновременной экспансией своей идеологии»[3].
Точно таких же целей — получить «побольше плодов прошлой войны» — станут добиваться и двое других участников «большой тройки». На мировой арене задачи сохранения приобретенного и развития достигнутых успехов для каждого из трех государств будут диктовать проведение политических линий, которые неизбежно приведут к их столкновению. Поиск форм согласования интересов, определения их содержания и правил их соблюдения, станут важнейшей задачей послевоенного развития трех держав. Опробовав различные дипломатические форматы, от попыток согласовать свои разнонаправленные интересы стороны перешли к соперничеству. Их продвижение состоялось в формах, которые современники определили емкой формулой «холодная война». Впервые употребил это понятие Джордж Оруэлл в статье «Ты и атомная бомба», опубликованной британским еженедельником «Трибьюн» 19 октября 1945 г. В ней он написал о «состоянии постоянной „холодной войны“» со своими соседями двух-трех «сверхгосударств», которые, обладая атомным оружием, поделили бы планету между собой, что принесло бы «конец масштабным войнам ценой бесконечного продления „мира, который не есть мир“». Дебаты об истоках холодной войны не утихают, так что историкам еще предстоит оценить вклад в этот процесс каждого из исторических персонажей, действия которых привели мир к этому состоянию.
Между тем в исследовательской литературе уже довольно давно предложен подход, согласно которому привычное современному читателю определение «холодная война» распространяется не только на послевоенный, но и на довоенный период. По окончании Второй мировой войны, согласно этому подходу, наступила ставшая доминантой международных отношений ее вторая фаза, намного более активная, чем первая, довоенная[4]. Антигитлеровский союз стран «большой тройки» при таком подходе действительно представляется аномалией, потребовавшей от его участников коренных изменений в восприятии друг друга, содержании политики, установках и методах работы, пропаганде[5]. Такие изменения в годы войны действительно произошли, но оказались ситуативными и преходящими, как только исчезла общая экзистенциальная угроза.
Отказ союзников от компромиссов в отношениях с СССР оказался в решающей степени обусловлен возвратом к довоенным представлениям о невозможности взаимодействия с коммунистическим режимом. Лидеры обеих систем видели друг в друге потенциального военного противника, опасались военной экспансии со стороны друг друга. Сталин, однако, в течение довольно продолжительного времени будет демонстрировать готовность к продолжению сотрудничества. В январе 1948 г., когда была уже пройдена значительная часть пути к точке замерзания в международных отношениях, в интервью агентству «Ассошиэйтед Пресс» он разъяснит свои представления о необходимых для этого условиях: «Я никогда не отказывался от попыток найти пути для сотрудничества держав. Я думаю, что отказ от вмешательства во внутренние дела других государств и устройства военных баз в Гренландии, в Исландии, во Франции, в Италии, в Турции, в Греции, в Иране, в Китае и других странах был бы лучшим предварительным условием для налажения дружеского сотрудничества держав»[6].
Свои претензии подобного же рода (о вмешательстве во внутренние дела других государств и коммунистической экспансии) Сталину не раз предъявляли два других участника «большой тройки».
Отмеченное Сталиным в приведенной цитате создание военных баз США не было случайным порождением исключительных обстоятельств Второй мировой войны. К моменту ее завершения, когда американские вооруженные силы оказались размещены в ключевых точках мировой геополитической карты, истеблишмент Соединенных Штатов завершал осваивать новые геостратегические подходы к внешнеполитическому планированию, которые привели к окончательному отказу от концепции изоляционизма. Англо-американская традиция в политической науке к тому времени произвела на свет концепции, которые помогут читателю увидеть движущие пружины настойчивого желания американских элит расставить опорные пункты по всему миру и в первую очередь вокруг территории СССР. Еще в 1904 г. оксфордский профессор Хэлфорд Дж. Маккиндер в статье «Географическая ось истории» выдвинул геополитическую концепцию, которая станет важной узловой точкой развития западной геополитики и геостратегии. В этой статье впервые появляется словосочетание «the heart-land of the Euro-Asia», что можно перевести как «средоточие Евразии» (или кратко — Хартленд)[7].
Ответы И. В. Сталина на вопросы корреспондента агентства «Ассошиэйтед Пресс» Э. Гилмора о положении в Европе
Январь 1948
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1161. Л. 72–74. Помета — автограф И. В. Сталина]
Понятие Хартленда займет центральное место спустя полтора десятилетия в книге того же автора «Демократические идеалы и реальность», где он заменит понятия «осевое государство» или «осевое пространство» на несколько иные. «Осью истории» или Хартлендом Маккиндер обозначил