По следам Духа Зимы - Микаэль Брюн-Арно

— Иду, иду! — радостно прокричал Теодор, услышав стук в потайную дверь. — Как я рад видеть тебя, Бартоломео! Как прошёл день в Еловом лесу? Мне не терпится показать тебе книгу, которую я нашёл в шкафу. У тебя всё в порядке? Ты как-то странно выглядишь!

— Ты мне наврал, Теодор! — зарычал лисёнок и так толкнул медвежонка, что тот упал.

Бартоломео не мог припомнить ни одного случая в своей жизни, когда ему пришлось бы прибегнуть к силе против другого зверя. Он всегда предпочитал договариваться, и в любом случае врачи не рекомендовали ему нервничать. Но сейчас он испытывал такое сильное волнение, что слов ему уже не хватало, и, как бы он ни старался успокоиться, сердце его стучало, словно барабан.

— Ты мне наврал! — повторил он. — Ты сказал, что никогда не видел моих родителей, а ведь это именно ты посоветовал им поехать в Зимовье к какому-то часовщику! Почему ты так поступил, Теодор?

— Они сами меня спросили! Я… Я не хотел… Дело в том, что…

— В чём же дело? — переспросил Бартоломео, опускаясь без сил на пол рядом со своим приятелем.

Ему вдруг стало стыдно, и он расплакался. Он сердился на Теодора, но при этом чувствовал себя виноватым за то, что толкнул его.

— Хотел бы я тебе всё объяснить, — сказал в конце концов медвежонок и сел, скрестив лапы. — Но я не могу. Главное, не надо тебе их искать! Смотри, как хорошо в нашем вагоне! Ты мог бы жить со мной, я бы повесил тебе второй гамак, вот тут! Кому нужны эти взрослые? Тут у нас есть всё, что нужно: полно вкусной еды, книг сколько хочешь. Давай будем жить вместе в самом красивом поезде в мире, Бартоломео!

— Мне не хватает моих родителей, Теодор, — прошептал лисёнок и взял было друга за лапу, но тот сразу же отдернул её. — Если тебе известно, где они, скажи мне. Умоляю тебя!

— Твои родители вовсе не лучшие на свете, Бартоломео. Рано или поздно ты разочаруешься в них, как я разочаровался в моих папе с мамой! Останься со мной. Здесь ты не будешь болеть, никто не станет обижать тебя! Тебе даже не нужно будет ходить в школу! Останься, пожалуйста… Останься со мной…

На какое-то мгновение лисёнок представил себе, как будет жить с другом в «Звезде Зелёного Бора»: они будут всё делать вместе, развлекаться, смеяться, воровать еду, чтобы выжить. Какую-то долю секунды он позволил себе размышлять об этом. Но тут же он вспомнил вечера, когда сидел на коленях у дедушки Жерве и вместе с ним читал книги, вспомнил невероятные приключения, пережитые вместе с дядей Арчибальдом, подумал о Фердинанде с мордочкой, перемазанной вареньем, о Руссо, о бабушке Ариэлле, вспомнил её песни, которые она пела звонким и высоким голосом, и, наконец, он подумал о своих любимых родителях. Он должен их найти! Это его священный долг. В конце концов, разве он не хотел всегда стать знаменитым лесным детективом?

— Мне очень жаль, — произнёс наконец Бартоломео. — Я не знаю, что с тобой случилось, и, может быть, ты никогда не расскажешь мне об этом, но… Я не такой, как ты. Может быть, мои родители и не лучшие на свете, но я всё же люблю их. И они тоже меня любят, любят со всеми моими достоинствами и недостатками. Надеюсь, что в один прекрасный день ты найдёшь в себе силы и простишь своих родителей. А я… Я должен идти.

— Нет! Не оставляй меня тут, я совсем один! — простонал медвежонок с глазами, полными слёз.

— До свидания, Теодор. Мне и вправду нравилось быть твоим другом, честно…

Когда за Бартоломео закрылась дверь, Теодор волей-неволей задумался о череде событий, приведших его в поезд. И в самый первый раз с тех пор, как он уехал, он испытал что-то вроде сожаления.

Пленник

— Теодор, если мы сидим дома, это не значит, что мы не можем развлекаться. Иногда приключения можно найти в самом неожиданном месте!

С тех пор как отец поставил решётки на окнах комнаты и запер дверь на ключ, Теодор постоянно думал о том счастливом времени, когда они с мамой, вынужденно оставаясь дома из-за сильных снегопадов, рисовали на больших листах бумаги, а потом развешивали их на стенах, создавая гигантские картины. Он вспоминал, как они играли в прятки, как вытаскивали всё содержимое шкафов и сундуков, чтобы там прятаться, — и при этом постоянно размышлял о всё возраставшем отчаянии Обелена. Он вспоминал, как с лёгкостью прятался за шторами в гостиной, а большие лапы Шантереллы часто торчали из укромных уголков, где она скрывалась, и поэтому её было нетрудно найти. Может быть, она нарочно так поступала, чтобы доставить удовольствие сыну, потому что, закончив игру, она надевала фартук и учила его готовить пряники, служившие приятным напоминанием о походах на рынки осенью. Мускатные орехи, которые она толкла пестиком в деревянной ступке, источали ароматы тропиков и почему-то апельсиновых деревьев. Но теперь, даже когда Теодор закрывал глаза и старался сосредоточить все мысли на своих ощущениях, ему не удавалось воскресить в памяти сладкий вкус крошек, падавших на его фартучек.

— Теодор, хочешь, я тебе почитаю? Я закончил свои дела.

Решив, что медвежонок больше не имеет права выходить из дома, даже ради занятий в школе, Обелен стал меньше дремать на диване в гостиной.

Во всяком случае, так полагал Теодор, сидя в комнате, запертой на два оборота ключа, и не видевший, что происходит за её стенами. Однако каждый вечер, когда наступало время ужина, дверь открывалась и его папа, грустный и ласковый, приходил, чтобы съесть вместе с ним бутерброд.

— Я уже слишком большой, чтобы мне читали вслух, — неизменно отвечал Теодор на это предложение, бросая укоризненный взгляд на свой школьный ранец. — Но слишком маленький, чтобы бросить школу.

— Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности, Теодор. Если с тобой что-то случится… Давай дождёмся конца зимы, а потом вернёмся к этому разговору. А хочешь, я прочитаю тебе главу из «Секретов железной дороги Крайнего Севера». Это доставило бы мне удовольствие, и я…

— Я устал, лучше я лягу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Теодор. Папа очень любит тебя, — заверил он сына, задувая свечи.

«Любит…» Можно подумать, отец