Когда-то тому назад... Сказки английских писателей - Джон Рескин
— И что же ты увидел?
— Кузнеца, который что-то ковал. Закончив работу, он взвесил на ладони изготовленный предмет — все время он стоял ко мне спиной — и бросил, как бросают метательное кольцо, далеко в долину. Я видел, как железо блеснуло на солнце, но куда оно упало, не рассмотрел. Да это меня и не интересовало. Я ведь знал, что рано или поздно кто-нибудь его найдет.
— А откуда ты знал? — снова спросил Дан.
— Потому что узнал кузнеца, — спокойно ответил Пак.
— Это был Вейланд[14]? — попробовала угадать Юна.
— Нет. С Вейландом я бы, конечно, поболтал часок-другой. Но это был не он. Поэтому, — указательный палец Пака описал в воздухе некую странную дугу, — я лег и стал считать травинки у себя, под носом, пока ветер не стих и он не удалился — он и его Молот[15].
— Так это был Тор! — прошептала Юна, задержав дыхание.
— Кто же еще! Ведь это был день Тора. — Пак повторил тот же жест. — Я не сказал сэру Гюону и его жене о том, что видел. Скрывай свою тревогу про себя, если уж ты такой подозрительный, но не заставляй волноваться других. К тому же я ведь мог и ошибиться насчет предмета, который выковал кузнец. Может быть, он работал для собственного удовольствия и изготовлял безделушки, хотя это было на него и не похоже, а выбросил всего лишь старый кусок ненужноного железа. Ничего нельзя знать наверняка. Поэтому я держал язык за зубами и радовался ребенку… Он был чудесным малышом, и Жители Холмов настолько сильно хотели, чтобы мальчик нашел именно ту судьбу, какую они ему пророчили, что мне бы просто не поверили, расскажи я им тогда все, что видел. А мальчик очень ко мне привык. Как только он начал ходить, мы с ним потихоньку облазали весь этот холм. В папоротник и падать не больно! Он чувствовал, когда наверху, на земле, начинался день, и начинал руками и ногами стучать, стучать, стучать, как кролик по барабану, и кричать: «Откой! Откой!», пока кто-нибудь, кто знал заклинание, не выпускал его из холмов наружу, и тогда он во весь голос звал меня: «Робин! Робин!», пока я не приходил.
— Он просто прелесть! Как бы мне хотелось увидеть его! — сказала Юна.
— Да, он был молодцом. Когда ему пришло время учиться магии, он, бывало, сядет на холме где-нибудь в тени и давай бормотать запомнившиеся ему строчки, пробуя свои силы на прохожих. Если же к нему подлетала птица или наклонялось дерево (они делали это из чистой любви, потому что все, абсолютно все на холмах любили его), он всегда кричал: «Робин! Гляди, смотри! Гляди, смотри, Робин!» — и тут же начинал бормотать заклинания, которым его обучили, причем путая все, что можно, и произнося задом наперед, и так до тех пор, пока я не собирался с духом и не объяснял ему, что все это — его собственные выдумки, а вовсе не волшебные слова, которые творят чудеса. Когда же он запомнил заклинания в правильном порядке и мог безошибочно выбирать нужное, он все больше стал обращать внимание на людей и на события, происходящие на земле. Его всегда тянуло к людям, и это неудивительно, ведь он оставался обыкновенным человеком.
Видя, что мальчик свободно ходит там, где живут люди и где могло оказаться Холодное Железо, я стал брать его с собой на ночные прогулки, чтобы он в это время мог наблюдать за людьми, а я — наблюдать за ним и не давать ему коснуться Холодного Железа.
Это не составило мне никакого труда, ведь на земле для мальчика нашлось столько интересного и привлекательного и без железа. И всё же он был сущее наказание!
Никогда не забуду, как мы ходили к маленьким Линденам. Это вообще была его первая ночь, проведенная под крышей. Запах ароматных свечей, к которому примешивался запах подвешенных свиных окороков, перина, которую как раз набивали перьями, теплая ночь с моросящим дождем — все эти впечатления разом обрушились на него, и он совсем потерял голову. Прежде чем я успел его остановить — а мы прятались в пекарне, — он забросал все небо огненными вспышками молний, зарницами и громами, от которых люди с визгом и криком высыпали в сад, а одна девочка перевернула улей, так что мальчишку всего изжалили пчелы (он-то и не подозревал, что ему может грозить такая напасть), и когда мы вернулись домой, лицо его напоминало распаренную картофелину.
Можете представить, как сэр Гюон и леди Эсклермонд рассердились на меня, бедного Робина! Они говорили, что мальчика мне больше доверять ни в коем случае нельзя, что нельзя больше отпускать его гулять со мной по ночам, но на их приказания мальчик обращал так же мало внимания, как и на пчелиные укусы. Мы с ним продолжали встречаться каждый вечер, как только темнело, среди мокрых от росы папоротников (он мне свистел, и я шел на его свист) и отправлялись до утра бродить по тем местам, где жили люди. Он задавал вопросы, я, насколько мог, отвечал на них. Вскоре мы попали в очередную историю. — Пак так захохотал, что ворота затрещали. — Однажды в Брайтлинге мы увидели мужчину, колотившего в саду свою жену палкой. Я только собирался перебросить его через его же собственную дубину, как наш пострел вдруг перескочил через забор и кинулся на драчуна. Женщина, естественно, взяла сторону мужа, и пока тот колотил мальчика, она царапала моему бедняге лицо. И только когда я, пылая огнем, словно береговой маяк, проплясал по их капустным грядкам, они бросили свою жертву и убежали в дом. На мальчика было страшно смотреть. Его шитая золотом зеленая куртка была разодрана в клочья; мужчина изрядно отдубасил его, а женщина в кровь исцарапала лицо. Он выглядел так, как выглядят в понедельник утром поденщики, сборщики хмеля из Робертсбриджа.
«Послушай, Робин, — сказал мальчик, пока я пытался почистить его пучком сухой травы, — я не совсем понимаю этих людей. Я побежал на помощь бедной старухе, а она же сама и набросилась на меня!»
«А чего ты ожидал? — ответил я. — Это, кстати, был тот случай,
