Агнес - Хавьер Пенья
Отливать он пристраивается настолько близко к костру, насколько это возможно, чтобы побороть страх, но все же настолько далеко, чтобы струя не побеспокоила походников. Однако небольшой его каскад с поразительной скоростью растекается во все стороны ручейками, забрызгивая его же ботинки и опасно подбираясь туда, где те, кто развел костер, наслаждаются звездной ночью.
Горы, быть может, и пристанище покоя и тишины, где легкие наполняются чистейшим воздухом, но в ту ночь, по словам Форета, все иначе, совсем иначе. Насекомые шелестят так громко, наполняя трепетанием крылышек воздух, что он сомневается, удастся ли заснуть; динамик, не выдерживающий максимальной громкости, извергает изуродованную музыку. Если бы он сейчас наполнил как следует легкие воздухом, запросто отравился бы дымом, который ветер упорно приносит в его сторону. Самый большой плюс в запахе гари — он от лично маскирует запах мочи.
Походники пьют аквавит и закусывают лососем. Проходя мимо, в знак приветствия он поднимает руку. Они в ответ приглашают его присоединиться, дружно чокаясь раздвижными пластиковыми стаканчиками. Он просит дать ему минутку и лезет в палатку предупредить Ильзу. По его словам, поза, в которой он ее застает, не оставляет места сомнениям в том, что она нюхнула кокса. Ключ с головокружительной скоростью мелькает между ее носом и грудью, пока подошва человека, который стал уже Луисом Форетом, давит остатки плюющего майонезом сэндвича. Единственное, что способен открыть этот ключ, — ноздри Ильзы. Он говорит: пойдем составим компанию тем чувакам, а сам в это время думает, что кокс — не так уж и плохо. Если она под кайфом, будет сговорчивей и даст ему.
Умозаключение, по его словам, дерьмовое.
Правильное умозаключение состоит в том, что ничего не изменилось. Она все та же обманщица, какой всегда и была.
Человек, который стал уже Луисом Форетом, пьет аквавит, поглядывая на ручеек собственной мочи, наконец-то подбирающейся к синему пологу палатки норвежцев. Неудобно получается: одни приглашают выпить и закусить, а другие платят им за любезность соком из тетрапака и ссут на их палатку. По его словам, замути он с Ильзой всерьез, его жизнь стала бы именно такой, и ровно такое направление приняли бы его социальные отношения.
Довольно долго они отплясывают вместе с норвежцами. Их трое. Йеспер, самый заводной, включает музыку по «Спотифай». Оказывается, использование мобильного телефона в горах ни в коем случае не является проявлением неуважения к теллурическим силам природы. Он дает Йесперу понять, что изумлен тем обстоятельством, что мобильная связь работает даже в горах. И задается вопросом, насколько это совместимо с медведями, лосями и змеями. Возможно, за углом, возле самой Кафедры, его поджидает вовсе не опасность, а «Севен-Элевен».
— Клещи, — говорит Йеспер. — Самое опасное здесь — клещи. Они переносят энцефалит, чувак. Выкинь из головы медведей.
Йеспер — высоченный обладатель хвоста из дредов до пояса. У него отсутствует парочка зубов, или же они настолько черны, что человек, который уже стал Луисом Форетом, не может понять, зуб там или пустота.
— Гадюк в кустах ты здесь днем с огнем не найдешь, чувак, — говорит йеспер. — А знаешь, что найдешь там стопудово? Дерьмо. Целые горы дерь миша. Туристы гадят и дерьма там столько, что это уже стало проблемой Вот что ты скажешь, если это славное местечко провалится в тартарары из-за сранья туристов?
Скорее соображай, как не вырулить на тему ссанья.
Еще Йеспер объясняет логичность того, что здесь, на такой высоте, сотовые телефоны ловят лучше: сигнал уходит в космос, а потом возвращается.
— Здесь воздух прозрачнее, все проще, — говорит Йеспер, затягиваясь здоровенным косяком с марихуаной. И человек, который уже стал Луисом Форетом, понимает, что жизнь для Йеспера сама по себе — прозрачная и простая.
Двое других — Ура и Каспер. Они пара. По словам Форета, она — блондинка с косами, крупная и грудастая. В свете огня глаза ее как будто косят. Она помалкивает. Каспер, наоборот, весел и гордится аквавитом собственного изготовления. На нем синяя флисовая куртка с черной кожаной полосой на плечах и норвежским флагом на рукаве. С Ильзой он говорит по-норвежски. По крайней мере, это свидетельствует о том, что Ильза действительно живет в Норвегии и ее история не полная брехня.
— О! — говорит она, обвивая руками шею человека, который уже стал Луисом Форетом. — Ты что, думал, что я все это ради тебя придумала? Когда мы с тобой познакомились, ты еще не любил себя так сильно.
Нет, само собой, нет.
Йеспер танцует с Ильзой, но он совсем не ревнует. Он уже видел подобное много раз. У Йеспера хороший музыкальный вкус. Он выбирает «Violent Femmes», «The Undertones», Кэта Стивенса и «Velvet UndergTound».
Человек, который уже стал Луисом Форетом, к вящей радости Каспера, одним махом выливает себе в глотку остатки аквавита. Ильза хватает его руки и поворачивается спиной. Прижимается к нему задницей. «Спотифай» с телефона Йеспера играет «Femme Fatale».
Какие воспоминания.
Она шепчет ему на ухо:
— Думаю, лучше вернуться в палатку, а то наутро голова у тебя будет трещать так, что не сможешь полюбоваться видом с Кафедры.
В ответ он говорит, что ему нужно отлить. Ласково машет Касперу и компании и старается сбросить балласт подальше, чтобы не обоссать палатку новых друзей во второй раз. Он находит ровное и довольно удобное место неподалеку. Понимает, что пьян в стельку, потому что при ходьбе его шатает. Ни медведи, ни темнота больше его не волнуют. И все же один из его страхов никуда не делся. Ильза точно что-то затевает, он слишком хорошо знает ее. Может, именно этой ночью, с опозданием в пятнадцать лет, он наконец займется с ней сексом. Но тогда всему придет конец. Он окажется у нее в руках. В ее грубых руках.
А предпочел бы остаться в своих.
Поэтому, по его словам, в этой ситуации он решает поступить наиболее разумным образом.
Заняться мастурбацией.
Если он кончит, то восстановит контроль над ситуацией. Вернувшись в палатку, он вновь обретет способность облекать мысли в слова. В ту секунду задумка представляется ему гениальной. Его просто распирает от
